Счастливого путешествия, — сказала Мак и повесила трубку.
Она встала, прошла в кухню, достала бутылку вина.
Ей просто необходимо было выпить.
После почти двухчасового обсуждения тканей, роз, причесок, списков гостей и еще бог знает чего у Картера онемели мозги, зато организм, напичканный кофе и печеньем (между прочим, чертовски вкусным печеньем), бурлил энергией.
Картер бодро шагал к своей машине, которую оставил ближе к студии Мак. Благодаря этой географической случайности ему поручили передать посылку, по ошибке доставленную в главный дом.
В воздухе закружились первые снежинки. Скорей бы добраться до дома, подумал он. Надо закончить план урока и подкорректировать вопросы для теста, который он собирался провести в конце недели.
Он мечтал вернуться к своим книгам и покою, столь необходимому после совершенно вымотавших его женских разговоров, сахара и кофеина. Да еще снова разболелась голова.
В снежных сумерках зажглись фонари вдоль дорожки, но в домике Макензи не горело ни одно окно.
Она могла уехать по делам, заснуть… или бродить по дому полуголой. Можно, конечно, приткнуть посылку к входной двери, но это показалось безответственным. К тому же посылка служила идеальным предлогом для того, чтобы снова увидеть ее и попробовать разобраться в своих чувствах, ведь в семнадцать лет он был тайно в нее влюблен.
Картер постучал, поправил под мышкой посылку. Подождал.
Макензи открыла дверь, полностью одетая, что принесло ему и облегчение, и разочарование. В одной руке она держала бокал вина, другой оперлась о дверь.
— Паркер попросила занести тебе по дороге. Я просто…
— Хорошо, спасибо. Заходи.
— Я только…
— Угощу тебя вином.
— Я за рулем, так что… — Но она уже удалялась в полумрак своей неповторимой, скользящей, сексуальной походкой.
— Я пью, как ты наверняка заметил. — Мак достала второй бокал, щедро плеснула в него из бутылки. — Ты же не хочешь, чтобы я пила в одиночестве, правда?
— Для этого я пришел поздновато.
Рассмеявшись, она сунула бокал в его руку.
— Так догоняй. Я выпила всего два. Нет, три. Кажется, я выпила три.
— Угу. Хорошо. — Если он не ошибся, то под легким кайфом бурлили гнев и огорчение. Он не стал пить. Протянул руку и включил свет на кухне. — Стемнело.
— Ну, да. Ты был сегодня так мил со своей сестрой. В некоторых семьях все такие милые. Я наблюдаю и поэтому замечаю. Я помню, что твоя семья была милой. Я не очень хорошо знала тебя и Шерри, но я помню. Милая семья. А моя — дерьмо.
— Как скажешь.
— А знаешь почему? Хочешь, расскажу, почему? У тебя есть сестра, так?
— Да. Даже две. Еще старшая. Может, лучше присядем?
— Две. Точно. Две. Еще и старшая. Никогда ее не видела. Значит, две родных сестры. А у меня? У меня одна. Нет, один. Нет, не так. Одно из двух половинок. Полсестры, полбрата — от каждого родителя, — так что вместе получается одно. А с отчимами и мачехами я вообще со счета сбилась. Они приходят и уходят, уходят и приходят, потому что у моих родителей — не успеешь оглянуться — новые семьи. — Мак отхлебнула вина. — Держу пари, у вас был семейный рождественский ужин?
— Да, мы…
— А знаешь, что делала я?
Ладно, он понял. Это не беседа. Монолог. А он, Картер — отражатель звука.
— Нет.
— Мой отец… где-то там. Может, в Вэйле. — Мак сосредоточенно нахмурилась. — Или в Швейцарии. С третьей женой и их сыном. В общем, отец не считается. |