— А что, по-вашему, слово это означает? — спросил я.

— Хватит меня учить!

— Сволочь.

Это всем понятное слово произнес третий человек.

Оба мы обернулись, она, пораженная — в удивлении, я растерявшись, хотя ни теряться, ни удивляться мне не следовало. Готовым нужно было быть. Еще с того момента, как я Марину в гостиную пригласил. Что же делать было?

— Толя! — сказал я просительно, но он не внял.

— Сволочь ваш брат.

— Ах, вот что!

Пожалуй, это был торжествующий визг, хотя я не уверен, что любимый мной язык такое сочетание допускает. В самом деле, визг больше низменный страх характеризует, ну пусть радость глупую, а торжество, напротив, почти всегда возвышенно. Но вот совпало и то и другое и выплеснулось вполне естественно. Визг этот и паническим оказался — ведь неожиданность вышла весьма неприятная, но, с другой стороны, и для торжественных труб место нашлось. Разоблачила она меня по-своему, вот так…

— Вот оно что!

В этом повторе трубы обрели явное превосходство. Паника улеглась, торжество «возвысилось.

Но Толя этого не заметил или проигнорировал.

— Я за свои слова отвечаю.

Мне его тон детство напомнил. Тогда среди ребят чувство ответственности процветало. Ведь с реальными вещами дело имели. Если бомба — значит, бомба, а если кусок хлеба, так жизнь. За большинство слов отвечать приходилось.

Но вот и современный паренек отвечает.

— Да как ты смеешь! Ты почему не в школе?

Нет, торжество неполное получалось. Иначе откуда такая нелепость?

— Потому что каникулы, — сказал я.

— Вы это подстроили!

— Это ваш брат подстроил, — пояснил Толя. — А в школу к вам я не вернусь. Я в ПТУ иду.

— Какой наглый! Там тебе и место!

Ситуация была сумбурной, но в ней и юмор пробивался.

— Побойтесь бога, Марина! Сколько раз вы учащихся за ПТУ агитировали!

— Не пришивайте мне… Скажите лучше, как он у вас очутился?

— Довольно просто, хотя и печально. Толя здесь вынужденно. У мальчика большие трудности в семье, а ваш брат, не знаю почему, решил ими воспользоваться… Короче, спросите у него сами.

— Как я жалею, что пришла сюда.

— Я тоже не рад, но, может быть, это и к лучшему.

— Будьте уверены, всем вашим инсинуациям, — она повторила слово твердо и с нажимом, — я ни на грош не верю.

— Спросите брата.

— Спрошу. Но вы нас не потопите.

Я бросил невольный взгляд на Толю. Неужели намек? Тот пожал плечами.

— Пусть несет свою пленку.

— Какую еще пленку!

Никакого актерства в голосе Марины не было. Было озлобление. А его-то имитировать труднее всего.

«Она не знает. Да и зачем посвящать в такие дела?» Но Толе не до логики было.

— Не знаете? Все врете!

— Что? Сопляк! Да как ты смеешь… Я тебя…

— Ничего вы мне не сделаете.

— Я тебя… в милицию.

Он рассмеялся.

— Прекрати свой дурацкий смех!

Я понимал, почему он смеется.