Очень хочу узнать, что там. И да, это плохо, я ведь обещал… ничего не могу сделать с собой. Подхожу к прикроватной лампе и щёлкаю выключателем. Разрываю почтовый пакет, и на постель летит обычная книжка. Отбрасываю мусор и сажусь на кровать. Переворачивая, читаю «Моей бабочке». Написано от руки. Это фотоальбом. Самодельный, с надписями, какие заполняют при рождении малышей.

Открываю его и вижу новорождённого ребёнка. Это Скайлер. Почерк ещё детский, немного корявый и с ошибками. Это заполняла Шай? Листаю дальше, с улыбкой рассматривая каждое фото, читая первые слова, и так весь альбом.

Человек, который писал здесь такие вещи, не может быть плохим. Но как Шай превратилась в Круэллу? Кто её заставил быть такой? Ведь девочка, создавшая для ребёнка сказку, не могла пропасть. И за что её ненавидеть родителям? Видно, по словам и строчкам, которые записаны здесь, насколько она любила сестру.

Падаю на постель и, выключая свет, подбираю пакет и вместе с альбомом прячу в тумбочку.

За эти дни моё мнение о Шайди Лоу резко изменилось. Она холодная, сухая, резкая, отталкивающая… нет, сегодня в ней не было ничего такого, она поздравила меня. И всё же, модель её поведения не изменилась, как и спокойствие в голосе, власть и наслаждение ею. Но вот теперь вижу её иными глазами. На её месте, я утопил бы ублюдка вроде меня, который угрожает счастью любимого человека. А она ничего не сделала, только смотрела, как развиваются события. Уверен, если бы она захотела, то меня бы никто и никуда, вообще, не взял. А она честная. В бизнесе честна, и это, конечно, подкупает. Не знаю, зачем думаю о ней, но так проще заснуть и не ощущать едкую пилюлю обиды. Парадокс. Как и Шайди Лоу. Но сейчас мне хочется о ней подумать и найти способ передать альбом. Думаю, он много значит для неё, а я хотя бы что-то сделаю правильно. И я докажу ей, что другой. Не тот урод, преследующий её и угрожающий разоблачением. Докажу. Чего бы мне это ни стоило.

* * *

— Боже, как у меня болит голова, — раздаётся стон от двери спальни.

Потягивая белковый коктейль, листаю спортивный журнал.

— Я не помню, во сколько вчера вернулась. Мы так много выпили, — продолжая сипло рассказывать, Лорейн подходит к шкафчику и открывает дверцу.

— Ты работал? — Спрашивает она, включая воду.

Не желаю ей отвечать, потому что помню, в каком виде она пришла ночью, как её тошнило, а мне необходимо было выспаться. Нет, я не помог ей. Зол. Слишком сильно обида дала о себе знать и не отпускает до сих пор.

— Ден, ты надулся, потому что я не взяла тебя или, вообще, пришла домой? — Повышает голос. Допиваю напиток и закрываю журнал.

— Спасибо, что поздравила меня с днём рождения, Лорейн. Спасибо, что преподнесла подарок в виде своей пьяной туши в пять утра. Спасибо, что тебе плевать на меня и мою жизнь. Спасибо, но сейчас закрой свой рот и даже не смей мне что-то выговаривать. Можешь лететь обратно к родителям, потому что после Нью-Йорка ты ведёшь себя безобразно. А я не твой папочка, чтобы потакать тебе. Я задолбался тебя слушать, как и твоё нытье. Ты обидела меня, бросив одного в мой день рождения. А сейчас я ухожу, когда вернусь — не знаю.

С шумом ставлю чистый бокал на металлическую подставку, который тёр во время своей яростной речи, и прохожу к двери, где уже готова сумка.

Лорейн молчит, видимо, в шоке. Не помню, чтобы я говорил с ней так. Всегда старался быть мягким, понимающим и любящим. Но не сегодня. Сегодня мой день.

— И да, если тебе интересно, меня взяли в «Рокси». Я еду оформлять документы, — язвительно бросая недвигающейся девушке, с покрасневшими от слёз глазами, вылетаю за дверь и в придачу красноречиво хлопаю.