— В общем, так. Я сделал Маргарите предложение, и она его приняла после долгих раздумий. За три деревни до этого места мы нашли часовню и решили, что можно и без всех этих глупостей с помолвкой обойтись. Она нужна, когда планируется зачатие наследника, а у нас нет в планах детей. У обоих, — он сделал акцент на последнем слове. — Так что Маргарита теперь Керн. Вот, собственно, об этом я и хотел тебе рассказать.

— Я даже не знаю, что ответить, — честно признался я. — Поздравляю. Искренне и совершенно серьёзно. Чмокни Марго за меня в щёчку и передай ей, что я обязательно буду звать её бабушкой, — гнусно рассмеявшись, я отключился и пошёл уже к Ушаковым.

Егор сидел на скамье возле больших двустворчатых дверей, обхватив голову руками. Из-за дверей не раздавалось ни звука, хотя мне всегда казалось, что роды — это довольно громкий процесс. Наверное, какие-то заклятья, чтобы не нервировать криками тех, кто находится за пределами этих закрытых наглухо комнат.

Откуда-то из соседнего коридора вышел Андрей Никитич, внимательно слушая, что ему говорил вышедший с ним целитель.

— Почему так долго? — глухо спросил Егор, не глядя ни на кого при этом.

— Ну что вы, Егор Александрович, это вовсе не долго, — целитель переключил внимание с главы клана на наследника. — Первые роды — весьма длительный процесс. Меня, например, больше беспокоит, что всё происходит слишком быстро. Вашему сыну сильно хочется побыстрее покинуть материнское чрево. Такой нетерпеливый малыш.

В этот момент дверь, возле которой сидел Егор, приоткрылась, и оттуда выглянул ещё один целитель. Увидев старшего, он кивнул и тот поспешил к нему. И вот тут-то мы услышали приглушённый стон, а затем приятный женский голос.

— Кричи, милая, если хочется. Можешь даже ругнуться, в родовых муках это нормально. Не держи боль в себе.

— Я не могу, — простонала Люсинда. — Если я визжать начну, то вам придётся моего мужа откачивать, и вы перестанете мной и моим сыном заниматься.

Дверь закрылась, а выпрямившийся, когда услышал голос жены, Егор, снова обхватил себя за голову, сильно при этом побледнев.

— Возьми себя в руки, — Андрей Никитич стукнул по полу тростью.

— Я не могу. Что, если с ними что-то случится? — Егор покачал головой.

— Если бы к этому шло, Люсе уже давно бы сечение сделали. А так девочка сама справляется. И ей ещё и за тебя переживать не хватает.

— Я уже однажды думал, что потерял их, — Егор тряхнул головой, и его седая прядь стала видна отчётливо. — Сколько раз мне ещё надо об этом передумать? И это ни черта не закаляет характер, чтоб ты знал.

— Я знаю. Ты только думал, а я всё это пережил. Я пережил всех своих детей и почти всех внуков, а это неправильно, так не должно быть. Но так уж получилось, и мне остаётся только нести этот крест и постараться не сломаться под его тяжестью. — Морщины на лице Андрея Никитича стали глубже. Может, мне показалось, но создавалось ощущение, что он постарел с тех пор, как я его в последний раз видел.

Егор хотел что-то ответить, но тут тяжёлая двустворчатая дверь словно поплыла, а потом начала менять очертания. В ней появился проход, а также мы услышали вопли персонала и крик младенца.

— Так, что-то мой праправнук разбуянился, — Андрей Никитич шагнул в проход, призывая дар и улыбаясь при этом.

Почти пять минут ничего не происходило. Егор сидел, выпрямившись, и смотрел на искорёженные двери, откуда снова не доносилось ни звука. А потом двери щелчком приняли свою прежнюю форму и открылись. Из родовой вышел Андрей Никитич, держа в руках свёрток, из которого младенец яростно махал ручонками.

— А разве их не пеленают? — я с любопытством заглянул в одеяло. Мальчик был темноволосый, а синие глаза, скорее всего, сохранят этот насыщенный цвет.