Иваныч попытался в воспитательных целях заговорить о пунктуальности и вежливости, но как-то сразу умолк. Серёга и вовсе не проронил ни слова до самого интерната.

В комнате Лёшка, не раздеваясь, рухнул на кровать. И вдруг вспомнил, что это уже не его комната, не его кровать. Всё это было предоставлено на время съёмок фильма, а съёмки как-то неожиданно закончились. Для него закончились. Он встал и принялся собирать чемодан.

— Кузнецов, у тебя что? Правда крыша едет? Ты чего за чемодан хватаешься?

Лёшка не ответил.

— Лёш! Ну не гони волну. Ты это из-за Зимина? Так на Артёме свет клином не сошёлся! Ещё не факт, что Зимина уволят, — продолжал бубнить Серёга. — Может, всё образуется? Но тебя уже не простят, если ты прямо сейчас не передумаешь.

Лёшка задумался, можно ли ему прихватить, а попросту говоря, спереть свою шпагу? Ту, с которой он тренировался здесь, в интернате. Она, может, и не собственность студии. Или про неё все забыли, а у него хоть что-то останется на память.

— Лёш, прекрати, — жалобно скулил Серёга. — Чёрт с тобой! Если считаешь, что я не прав… Я завтра сам напишу заявление или как там…

— Я не из-за Артёма Николаевича, — сказал Лёшка. — И не зови его Зиминым.

— Что? Тогда почему?

— Потому что всё стало неправильно.

— Несправедливо в смысле? Так где ж ты её видел? Где ты справедливость видел, я спрашиваю? Давай кончай дурить.

— Серёга, перестань бубнить. Мне завтра сранья в Домодедово, хочу поспать. Жаль, что сегодня уже поздно.

— Так с утра же рейсов к нам нет.

— Через Новосиб полечу. Дай поспать.

Лёшка снова плюхнулся на кровать. Встал, снял ботинки и надел тапочки. И опять лёг, отчего-то в тапочках.

Серёга время от времени начинал свой бубнёж, а он лежал неподвижно с закрытыми глазами. Рядом лежала шпага. Он так и не решил, как с ней поступить.

Интерлюдия 7

Западня

Маяк был прекрасно виден. Бетонный серый куб в два этажа, с крохотными круглыми окнами на втором. Последним препятствием на пути к цели стала мерзкая расщелина семи-восьми метров шириной и почти такой же глубины. С отвесными мокрыми стенами и ручьём, гремящим по дну.

Вниз, наверное, можно было как-то спуститься, если свить подобие верёвки. Но как подняться потом? Все пребывали в задумчивости и растерянности.

— Нашли проблему, — хмыкнул Лёхша. — Вот же мост!

Он ткнул рукой в дерево, стоящее в полутора метрах от края.

— Чем ты его рубить будешь, умник? — мрачно усмехнулся Сами. — Ножичком?

Дерево в обхват толщиной, ножом его не взять. Нужно было найти другое место для переправы, вот только сил прожить в джунглях лишний день или даже несколько часов уже ни у кого не осталось.

— Не надо было кабана лучемётом жарить, — огрызнулся Лёхша.

— Сам, между прочим, мясо трескал, — не остался в долгу Сами. Хотя мог бы и припомнить, как Лёхша уговаривал его поберечь батареи.

Лёхша махнул рукой и шагнул к дереву, выдернул шпагу из-за спины, представил, как и куда нужно ударить, чтобы дерево легло точно через расщелину.

Сами глупо захихикал:

— Чем твоя железяка лучше ножичка?

Лёхша не ответил, замахнулся и со свистом рубанул. Со стороны, скорее всего, показалось, что он промахнулся или в последнюю секунду передумал рубить, ведь и впрямь шпага явно не подходила для такой цели. Как бы то ни было, движение клинка выглядело так, будто он не встретил препятствия на своём пути. Да и сам Лёхша почти не ощутил сопротивления. Дерево сползло с подрубленного наискось пня, ударилось нижним концом о землю и завалилось поперёк расщелины.