Описанные богатые вещи, всегда бросающиеся в глаза, но сохраняемые только как драгоценные воспоминания, могли дать о старике ложное понятие. Но он среди них, одетый в серый сюртук, ел, что ели его слуги, а спал на лавке, покрытой несколькими кожами с суконным вальком вместо подушки. Но не тщеславие остатками богатства вывело на сцену эти вещи, потому что никто и не заглядывал в уединенный домик, исключая крестьян соседних деревень, которые приносили старому пану какие-нибудь продукты.

Долговременное спокойствие и патриархальные связи, в которых прожили несколько поколений владельцев из фамилии Дар-ских и крестьян, не позволяли ни последнему из Дарских, ни крестьянам разорвать узел, скрепленный благодарностью и взаимной дружбою. Несмотря на то, что имение Дарского было продано, крестьяне прежних его деревень все его называли "старым паном", шли к нему на совет в каждой надобности, приводили к нему детей для благословения. А как прежний владелец знал всех в лицо, по имени, знал их связи, надобности, а может быть, еще и помогал охотно, то не было свадьбы без его совета, не было переселения без его согласия и даже старику было известно, если кто хотел перенесть гумно с одного места на другое. Уважение и благодарность, которыми окружали его прежние крепостные, служили ясным доказательством, что сердца крестьян не неблагодарны, как многим кажется. Бедняк имеет слишком хорошую память; хотя, правда, что помня добро, о зле он также забыть не может.

Покажется удивительным, что старик, теряя имение, не пожалел о богатстве ни за себя, ни за сына. Так было, однако ж, и когда удивлялись тому Каспар и старик Семен, большой приятель Дарского, прежний лесничий, теперь слепой дед. Дарский с обычным спокойствием отвечал им:

— Разве же в этом заключается счастье? Станет трудиться и будет иметь кусок хлеба. Может быть богатство испортило бы его, сделало ленивцем. Да и много ли нужно человеку, если у него есть рассудок? Были бы кровля, пища и добрый конь — вот основание, а ружье, да к тому здоровье — и дело с концом!

— А как женится, и Бог даст внуков?

— Я и внукам скажу то же самое.

И старик брал четки, обходил хозяйство, молился и думал.

Так прошло много лет в захолустье, о существовании которого мало кто знал в околотке. Даже Подкоморная, муж которой купил последнюю деревню Дарского, совершенно позабыла о старике, а Яровина лежала недалеко от ее дома, на другом конце владения. Никогда соседский спор или какая неприятность не напоминали ей также о Дарском.

Немногие из соседей, видевшие иногда его серый сюртук и седые усы в костеле, где он из смирения помещался между бедными, знали его имя, а фамилия его почти была неизвестна в окрестности.

Сына отдал старик в училище. "Надо, — говорил он, — чтоб мальчик был там, где и все, и не считал себя лучшим оттого, что богатые родители воспитали его иначе. Много ленивцев, имевших приватных учителей или побывавших за границей, понабивали себе в голову, что они лучше других! Пусть сын мой знает больше меня, но выйдет честным и трудолюбивым человеком. Наконец, кто хочет может учиться и в самой дрянной школе."

Из училища Ян Дарский поступил на военную службу, но на смотру случайно ушиб руку при падении с лошади и должен был выйти в отставку. Старик, однако ж, не позволил ему возвратиться домой, послал его за границу и потом хотел, чтобы он снова вступил на службу; но в то время бездетная его сестра, умирая, записала Яну доставшееся ей после двух мужей значительное имение.

Яну было на чем хозяйничать, и ему очень хотелось перевезти отца к себе, но старик решительно воспротивился.

— Найдешь свободное время, — сказал он, — бывай у меня, захочешь и поживи, я буду очень рад; мы так мало жили вместе, а я так люблю тебя; но переехать отсюда, даже для тебя не могу. Хочу умереть в своем углу, где жил, где трудился.