Митци Бергман появилась, когда Рона положила трубку. Спросила, может ли чем-то помочь.

— Можете, — быстро ответила Рона. — Наполните все бутылки, какие найдутся в доме, горячей водой и принесите в спальню Джона. А ты, Френсис, — добавила она, поймав взгляд моей жены, — спроси Анджелу, где у них тут бренди, и принеси мне бутылку.

Я нагнал ее в коридоре недалеко от двери Джона и тихо спросил:

— Ты собираешься дать ему морфий?

— Да, сделаю инъекцию, чтобы ослабить боль. У Анджелы есть шприц.

— А так можно, Рона? — спросил я с сомнением. — Ведь у тебя нет диплома.

Она бросила на меня яростный взгляд, что для нее было необычно.

— К черту диплом. Я могу сделать инъекцию морфия не хуже любого дипломированного доктора.

— То есть ты считаешь его положение серьезным?

Она кивнула.

— Точно не знаю, мой друг. Но вполне возможно, что все это очень серьезно.

Наверное, Рона все же преувеличила (это я тогда так подумал), женщины вообще склонны к экзальтации. Потому что ее брат, наконец появившийся час спустя, оценил состояние Джона не как критическое.

Рона изрядно повозилась с бедным больным. Напичкала его содержимым своих флакончиков, сделала обещанную инъекцию морфия, как следует промыла желудок (во время этой процедуры я предпочел покинуть спальню) и, наконец, заставив его проглотить большую порцию бренди, обложила бутылками с горячей водой. Должен сказать, что от рюмочки бренди я бы тогда и сам не отказался.

Осмотрев больного и выслушав сестру, Глен недоуменно вскинул брови. Диагноз «пищевое отравление» он счел маловероятным. Сказал, что скорее всего это обострение язвенной болезни желудка. Что касается диареи, то в это лето ее наличие зафиксировано уже у нескольких жителей нашей деревни. Нас с Френсис он заверил, что жизнь Джона вне опасности и потому оставаться нам здесь нет смысла.

— Но за ним нужен присмотр, — возразила Френсис.

— Да, — согласился Глен. — И он может позволить себе сиделку, если захочет, но разве Митци и Анджела не смогут справиться с этой задачей?

Глен, как и я, был другом Джона Уотерхауса. Что касается меня, то мы вообще выросли вместе — я, Глен и Рона. Поэтому со мной он говорил всегда вполне откровенно, не заморачиваясь врачебной этикой.

— Нет, — воскликнула Рона, — если Анджела мне позволит, я присмотрю за Джоном сама! — Затем добавила с легкой улыбкой: — Он ведь теперь мой пациент, разве не так?

Глен рассмеялся.

— Ты по-прежнему настаиваешь на своем диагнозе?

Рона пожала плечами.

— Старый идиот заслужил свои болячки в животе, — произнес Глен, обращаясь к нам с Френсис. — Я неоднократно говорил ему об этом. Только сегодня утром я прислал ему флакончик с микстурой, сказал принимать по столовой ложке каждые четыре часа, написал это на бумажке, и что он? Берет и выпивает залпом половину флакончика. Говорит, что подумал, что так боль скорее пройдет. Что после этого можно ожидать от такого человека?

— Выходит, поэтому ему стало плохо? — удивилась Френсис.

Глен отрицательно покачал головой:

— Нет, от этого не могло. Там, по счастью, не было ничего, что могло причинить вред.

— А что это была за микстура? — спросил я.

— Умеренное болеутоляющее. Висмут и чуточка морфия.

Френсис посмотрела на Рону.

— Но ты тоже вколола ему морфий. Может быть…

— Нет-нет, — поспешно оборвала ее Рона, — это не могло принести ему вреда.