– Капитан, – раздался вдруг чистый голос лейтенанта Парсела, – не разрешите ли вы мне прочитать молитву над телом юнги, прежде чем его кинут в море?

Слова эти прозвучали так, будто на палубу упала молния, даже Босуэлл перестал бить Ханта. Парсел стоял перед Бартом до нелепости маленький и хрупкий, и казалось, это юный барабанщик вышел из рядов и, встав у подножия крепости, требует ее сдачи.

Барт ответил не сразу. Матросы с изумлением глядели на прекрасное, бледное, строгое лицо Парсела. Они знали, что Парсел – человек верующий, но никто не ждал от него такой отваги.

– Мистер Парсел, – проговорил Барт, – я дал приказ бросить тело в море.

– Да, капитан, – вежливо подтвердил Парсел. – Но это противоречит закону…

– Закон на корабле – это я.

– Безусловно, капитан, вы на борту единственный хозяин… после бога.

– Я отдал приказ, мистер Парсел.

– Да, капитан, но нельзя допустить, чтобы Джимми покинул этот мир без заупокойной молитвы. Среди матросов послышался одобрительный ропот, и Барт, повернувшись, уставился на смельчаков.

– Мистер Босуэлл, – произнес он после недолгого молчания, указав пренебрежительным жестом на третьего помощника, этот человек – мятежник. Он подбивает матросов к бунту. Арестуйте его, отведите в нижний трюм и закуйте в кандалы.

– Я протестую, капитан, – проговорил Парсел, не повышая голоса. – Заковать в кандалы офицера – значит грубо нарушить закон.

– Если этот человек окажет сопротивление, мистер Босуэлл, – продолжал Барт, – примените силу.

Босуэлл стоял в нерешительности, и на его багровой, широкой, с добрый йоркширский окорок физиономии выразилось смущение. Он медленно приблизился к Парселу и неловким, даже каким‑то мягким жестом взял третьего помощника за локоть. Казалось, он сам испуган этим святотатством: впервые в жизни он осмелился поднять руку на офицера.

– Пойдемте, лейтенант, – пробормотал он. И со стыдливым, почти комическим выражением добавил: – Пойдемте, пожалуйста. Барт не стал дожидаться, пока Парсела уведут в трюм. Он шагнул вперед, подошел вплотную к Ханту и стукнул его кулаком по скуле, стукнул без злобы, пожалуй, даже снисходительно. Хант рухнул на палубу. Матросов потряс разительный контраст между невинной зуботычиной, доставшейся на долю Ханта, и тем мощным ударом, которым он уложил Джимми.

– Смэдж, Маклеод, – скомандовал Барт, – бросьте тело в море.

Коротышка Смэдж, не глядя ни на кого, бросился выполнять приказ капитана. Весь сжавшись, как собака, ждущая удара, он подошел к телу Джимми. Барт взглянул на Маклеода. Шотландец Маклеод стерпел бы побои за компанию со Смэджем. Но только за компанию. Лицо его передернулось от отвращения, он пожал плечами, сделал шаг вперед и взял труп за ноги. Смэдж схватил тело под мышки. Все было кончено.

Барт обвел матросов ледяным взглядом. И на сей раз он их укротил. А теперь они у него попляшут! Пусть никто не ждет пощады, даже коротышка Смэдж, который выказал такое послушание.

– Стойте! – вдруг раздался чей‑то крик. Из люка высунулся Ричард Масон. Его появление поразило матросов. Они забыли о его существовании. Смэдж и Маклеод застыли на месте. Мэсон поднялся по ступенькам, выбрался на палубу, не глядя оттолкнул замешкавшихся у входа в трюм Босуэлла и Парсела и, шагая как заводной, направился к Барту. Лицо его застыло и даже под загаром казалось мертвенно‑бледным. Не дойдя трех шагов до Барта, он встал навытяжку и произнес с какой‑то необычайной торжественностью:

– Капитан, к сожалению, вынужден заявить вам, что я считаю вас убийцей.