– Матросы, назад! – раздался вдруг чей‑то крик. В двух шагах от кучки матросов стоял держа в каждой руке по пистолету второй помощник капитана Дж. Б. Симон. Цвет лица у него был желтоватый, губы тонкие, нос острый и длинный. Хотя он никогда не зверствовал, матросы не любили его. Сам Симон считал себя неудачником, и сознание загубленной жизни превратило его в желчного, придирчивого человека.

– Назад! – вопил Симон, наставив на матросов дула пистолетов. – И немедленно за работу! Отныне – я капитан корабля. И первый, кто посмеет меня ослушаться, получит пулю в лоб. Все оцепенели от неожиданности. Однако матросы не отступили, вопреки команде Симона. Во всяком случае, никто не испугался. Скорее уж матросов неприятно поразила неуместная, с их точки зрения, выходка Симона.

– Командование должно перейти к мистеру Мэсону, лейтенант, – проговорил Маклеод. – Ведь мистер Мэсон первый помощник капитана.

Симон люто ненавидел шотландцев. В течение полутора лет он по любому поводу придирался к Маклеоду. И теперь его вмешательство привело лейтенанта в ярость.

– Грязный шотландец! – завопил он, наставляя на матроса пистолет.

– Только пикни, и твои мозги мигом пойдут на корм рыбам. Маклеод побледнел, глаза его сверкнули, и он нащупал в кармане рукоятку ножа. Еще никто не осмеливался оскорблять при нем его родную Шотландию.

– Джон, заклинаю вас, – вскричал Парсел, бросаясь к Симону, – богом вас заклинаю, уберите пистолеты. И так оружие принесло нам слишком много зла. Вы же сами отлично знаете, что командование корабля должно перейти к Мэсону.

– Мистер Мэсон убил своего капитана, – огрызнулся Симон. – Он мятежник. А мятежнику не положено командовать кораблем. Когда мы вернемся в Лондон, я немедленно передам его полиции, и его повесят.

– Джон, – пробормотал Парсел, испуганно глядя на Симона широко раскрытыми глазами, – надеюсь, вы шутите.

– Дьявол бы забрал вас и вашу любвеобильную душу, мистер Парсел! – заорал Симон, и пистолеты, зажатые в его руках, заходили ходуном. – Не подходите ко мне, черт возьми, не то я превращу ваши кишки в кружева.

Парсел остановился, его смутил блеск ненависти в глазах второго помощника. Они жили бок о бок в течение полутора лет, жили дружно, и ни разу Симон не дал почувствовать Парселу, что относится к нему враждебно. Эта беспричинная ненависть обескуражила Парсела, и он стоял в нерешительности.

– Мистер Босуэлл! – сердито крикнул Симон.

Босуэлл посмотрел на Симона и тут же, повернувшись, в недоумении поглядел на Мэсона. Вид у него был несчастный, как у собаки, которая не знает, какого из двух хозяев ей надо слушаться. Согласно морской иерархии, он обязан был повиноваться Масону, но Масон не давал никаких приказаний: он по‑прежнему не шевелился, держа пистолет в бессильно повисшей руке, не отрывая изумленных глаз от неправдоподобно огромного тела Барта.

– Мистер Босуэлл! – повторил Симон, и его желтоватое лицо передернула злобная гримаса.

Босуэлл бросил на Мэсона унылый взгляд и медленно, как бы нехотя, побрел к Симону.

– К вашим услугам, капитан, – произнес он тихим, хриплым голосом, заискивающе глядя в глаза Симона.

– Мистер Босуэлл, – скомандовал Симон, – приведите этих людей к повиновению. Босуэлл поудобнее перехватил рукой линек, повернул к матросам свою курносую физиономию и молча посмотрел на них. Они хладнокровно выдержали его взгляд, и он сразу понял, что произошло. За боцманом уже не высился спасительный силуэт капитана. Не только сверхъестественной силой Барта объяснялась его власть над экипажем.