— Но это не значит, — вмешался Уилл, — что вы не имеете своей точки зрения. Хотя она, разумеется, и не совпадает с местной, ортодоксальной. Кстати, — добавил он, — я сейчас не облечен профессиональными обязанностями. Это не интервью для прессы, господин посол.

— Что ж, не для прессы и не как официальный представитель, скажу: я полностью одобряю замыслы нашего юного друга.

— Вы считаете, что политика паланезийского правительства в корне неверна.

— Да, в корне неверна, — подтвердил мистер Баху, и на сухощавом лице Савонаролы заиграла вольтеровская улыбка. — Неверна, поскольку уж слишком правильна.

— Правильна? — запротестовала рани. — Что значит правильна?

— Слишком правильна, — пояснил мистер Баху, — оттого что направлена на то, чтобы сделать каждого жителя острова максимально счастливым.

— Но это Ложное Счастье, — воскликнула рани, — и свобода только для Низшего Уровня.

— Я преклоняюсь, — сказал посол, почтительно склонив голову, — перед необыкновенной проницательностью Вашего Высочества. И все же, на высшем или на низшем уровне, истинное или ложное, счастье всегда остается счастьем, а свобода — свободой. Политика, начало которой положили первые реформаторы и до сих пор придерживаются их последователи, прекрасно приспособлена к достижению этих двух целей.

— Но, по-вашему, это нежелательные цели? — спросил Уилл.

— Напротив, их желает любой. Но, к сожалению, они совершенно не соответствуют ситуации, которая ныне сложилась в мире.

— Возросло ли это несоответствие сейчас по сравнению с теми далекими годами, когда первые реформаторы только начинали работать во имя свободы и счастья?

— В те дни острова Палы еще не было на карте. Идея превращения страны в оазис свободы и счастья не являлась несбыточной. Незатронутое внешним миром идеальное общество имело возможность выжить. И Пала сохраняла жизнеспособность, скажу я вам, до 1905 года. Однако менее чем за одно поколение мир полностью переменился. Кино, автомобили, самолеты, радио. Массовое производство, массовое уничтожение, массовая коммуникация; но главное — массовость населения: все больше и больше людей в разрастающихся трущобах и предместьях. К 1930 году любому незаинтересованному наблюдателю стало ясно, что для трех четвертей человечества свобода и счастье — едва ли не пустой звук. Сейчас, в шестидесятые, никто уже не задается подобными целями. Внешний мир все тесней и тесней подступает к крохотному островку, где царят счастье и свобода. Подступает неуклонно и неумолимо, все ближе и ближе. Некогда жизнеспособный идеал ныне утратил свою жизнеспособность.

— Следовательно, Пале предстоят перемены?

— Самые решительные, — кивнул мистер Баху.

— И коренные, — изрекла рани с садистическим удовольствием пророка.

— По двум основным причинам, — продолжал мистер Баху. — Во-первых, в наше время невозможно существовать в отрыве от всего мира, И во-вторых: такое существование является несправедливостью по отношению ко всем остальным.

— Что же несправедливого может быть в свободе и счастье?

Рани вновь изрекла нечто вдохновенное о ложном счастье и извращенной свободе. Мистер Баху почтительно согласился с ее замечанием и затем вновь обратился к Уиллу.

— Несправедливо, — настаивал он, — выставлять напоказ свое благополучие перед лицом всеобщих бедствий; это явный hybris ^[14], намеренное оскорбление всего остального человечества.