Тихон вздрогнул и привстал с угольной кучи.

— У-убить, — пролепетал рядовой, — Я не смогу.

— Тогда он убьет тебя, — офицер кивнул на немецкого матроса, который с презрением рассматривал красноармейца.

— Бери, — офицер вложил в руку рядового пистолет.

Рядовой, принял пистолет и встал, дрожа всем телом. Он посмотрел на Тихона. В глазах Тихона появился страх. Шкипер стал пятиться спиной к борту баржи, пока не уперся в него. Рядовой начал медленно поднимать руку с пистолетом и целиться в Тихона.

— Фу-ты, ну-ты, лапти гнуты, — пробормотал свою обычную присказку Тихон.

Рука рядового дрожала, пистолет плясал в воздухе. Наконец, он опустил руку и растерянно посмотрел на офицера.

— Стрелять! — заорал офицер.

Рядовой, не глядя, выстрелил два раза. Тихона отбросило назад, он перелетел через борт баржи, потом раздался плеск воды. Рядовой повернулся и посмотрел на немецкого офицера совершенно ошалевшими глазами. Пистолет он по-прежнему держал в согнутой в локте руке. Дуло его смотрело в грудь немецкому офицеру. Немец быстро подошел к рядовому и вырвал из его руки пистолет. Поставил его на предохранитель, убрал в кобуру и застегнул ее. Потом посмотрел на испуганного красноармейца и продекламировал по-русски:

— Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог…

Туман рассеялся, над водой висела только легкая дымка. Немецкий сторожевой катер шел впереди, легко разрезая острым носом вязкую морскую волну. Правый борт его был по-прежнему поврежден в столкновении с буксиром.

Следом за немецким катером шел буксир Тихона и тянул за собой груженую углем баржу. С кормы баржи свисал обрубок каната, к которому, когда-то была привязана лодка. Нос буксира был смят в столкновении с немецким сторожевым катером, но это не повлияло на его ходовые качества. За штурвалом буксира стоял матрос в немецкой форме.

Импровизированная эскадра шла вдоль каменистого берега. В открытой рубке сторожевого катера рядом с рулевым стоял уже знакомый нам немецкий офицер. Он развернул карту и прочитал по-немецки:

— «Eine ungastliche insel» («Остров холодный»).

Потом немец оторвался от карты и посмотрел на высокую каменную стену, которая окаймляла побережье острова.

— Eine gute bezeichnung (Очень точное название), — подытожил немецкий офицер.

Он посмотрел вниз, на бак, где под присмотром матроса вооруженного автоматом сидел пленный красноармеец Анатолий Савостьянов. Рядом лежало завернутое в брезент тело светловолосого немецкого матроса, застреленного лейтенантом Красной Армии.

— In südlicher richtung ist eine kleine bucht, dort kann man an land gehen (С южной стороны есть небольшая бухта, там можно высадиться), — сказал по-немецки офицер своему рулевому.

Вдруг на утесе впереди показалась часовня, она возвышалась над островом. Часовня была полуразрушена, и железный крест на ее куполе немного завалился на бок. Но, не смотря на это, вид у нее был величественный и зловещий.

Нос идущего тихим ходом немецкого сторожевого катера мягко ткнулся в отсыревшие бревна старинного причала. С бака спрыгнул матрос и пришвартовал катер. С катера сошли четверо: немецкий офицер, уже знакомые нам матрос и механик, вооруженные автоматами, последним на пристань спрыгнул рядовой Красной Армии Анатолий Савостьянов. У каждого немецкого матроса в руках было по две большие жестяные канистры. Офицер шел налегке. У пленного красноармейца, кроме двух канистр в руках, еще две висели на шее, связанные армейским ремнем. Они шли гуськом, по узкой тропинке, тянущейся вверх по каменистому склону. Первым шел матрос, за ним офицер, потом пленный красноармеец и замыкал шествие механик.