|
Она видела, как зингарский моряк, ослепленный лохмотьями кожи, свисавшими у него со лба на глаза, с трудом держась на подгибающихся ногах, вонзил меч по самую рукоять в черный живот. Она отчетливо слышала рык флибустьера, когда тот нанес удар, видела, как закатились в агонии янтарные глаза раненого, когда хлынула кровь и внутренности вывалились из раны. Умирающий схватился за клинок обеими руками, и пират вслепую пытался вырвать меч; как вдруг черная рука обхватила зингарца за шею, и черное колено нанесло ему мощный удар в поясницу. Голова его запрокинулась назад под каким-то странным углом, и громкий хруст, точно сломалась толстая ветка, донесся до ушей девушки, на миг заглушив шум битвы. Черный гигант отшвырнул тело жертвы на землю — и в этот миг луч голубого света полыхнул над его плечами сзади, слева направо. Он пошатнулся, голова упала на грудь, а затем, словно чудовищный круглый камень, покатилась по траве. Санче сделалось дурно. Она закашлялась, чувствуя, что ее вот-вот стошнит. Ей хотелось развернуться и бежать, прочь от ужасного зрелища, но ноги отказывались служить ей. Она даже не могла заставить себя закрыть глаза. Против воли, она даже распахнула их еще шире. Преисполненная отвращения, возмущенная до глубины души, девушка, однако, не могла забыть пагубного возбуждения. Возбуждения, охватывавшего ее каждый раз при виде крови. Но этот бой не был похож на те, что доводилось ей видеть ранее, будь то во время налетов на прибрежные селения или в морских сражениях. И туг она увидела Конана. Между киммерийцем и остальными пиратами была основная масса черных, и ему приходилось биться в одиночку. Как он ни сопротивлялся, но волна черных тел накрыла его и потащила вниз. Гигантам не составило бы труда расправиться с ним, но в последний миг варвару удалось увлечь за собой одного из черных, и теперь тело собрата мешало противникам Конана добраться до него. Они пинали и рвали когтями своего же товарища, силясь оторвать его от киммерийца, но тот в отчаянии впился черному в глотку зубами и из последних сил держался за свой живой щит. Новая атака зингарцев заставила черных ослабить хватку, и Конан сумел, отшвырнув прочь труп гиганта, подняться на ноги. Он восстал, точно из мертвых, залитый кровью и грозный, как сам бог войны. Гиганты, высившиеся над ним, подобно огромным черным теням, тянулись к варвару когтями, разрывали воздух чудовищными ударами. Но он был недосягаем для них, словно обезумевшая от ярости пантера, и каждый взмах его меча сопровождался потоками крови. Ран, полученных им в бою, хватило бы, чтобы лишить жизни троих обычных воинов, но звериная живучесть варвара казалась безмерной. Его боевой клич вознесся над шумом побоища, и оглушенные, растерянные зингарцы воспряли духом и удвоили усилия, пока треск вспарываемой плоти и хруст ломающихся костей не заглушил крики боли и гнева. Черные дрогнули и устремились к выходу, и Санча, завидев их, с истошным воплем бросилась прочь. В узком проходе гиганты застряли, и обезумевшие от предвкушения близкой победы зингарцы принялись рубить и колоть их в спину. И когда уцелевшие сумели наконец вырваться из арки, оставляя за собой горы трупов, они в панике разбежались в стороны. Сражение превратилось в погоню. По заросшим травой дворам, по сверкающим лестницам, по покатым крышам фантастических башен гиганты спасались бегством, истекая кровью на каждом шагу, а за ними неслись безжалостные преследователи. Загнанные в угол, некоторые встречали пиратов лицом к лицу, и тогда вновь лилась кровь и гибли люди. Но конец был всегда один — окровавленные черные тела оседали на траву, падали, корчась и извиваясь, с крыш и парапетов. Санча укрылась во дворе с колодцем pi там сжалась в комочек у стены, не смея поднять головы от страха. Какое-то время здесь было тихо. Затем снаружи донеслись воинственные возгласы зингарцев, послышался топот, и из прохода выбежал окровавленный гигант с обручем на лбу. |
