Слезы утраты, слезы ярости, слезы ненависти.
Почему все так случилось?
Что сделал его отец, Илья Рубинштейн, такой добрый, любивший музыку человек, который никогда в своей жизни никого не обидел?
— Ты мерзавец! — произнес Яков на идише.
Потом он повторил это по-русски, совершенно забыв, что человек в бессознательном состоянии не может слышать.
Он начал взводить курок, но тут понял, что не сможет этого сделать. Хладнокровно убить человека, лежавшего перед ним без сознания?! Убить кого бы то ни было! Даже убийцу своего отца?!
И тут вдруг он сделал это.
Ружье выстрелило и отдало рикошетом. Солдат дернулся и застыл. Лошадь заржала и отпрянула.
«Я убил человека».
Затем он повесил ружье на плечо, добрался до лошади, схватил повод, вдел левую ногу в стремя и, преодолевая боль, взгромоздился в седло.
«Я убил человека. Мой отец мертв… Городня горит… О, Боже! Что же мне теперь делать?»
Подгоняя лошадь, Яков направился к лесу. На опушке он обернулся и бросил последний взгляд на свое горевшее прошлое. После этого скрылся в лесу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Он направился в Гамбург, в Германию. Яков слышал, как другие евреи говорили, что это порт, из которого уезжают в Америку. Желание совершить это трудное путешествие возникло уже давно. Яков и раньше думал покинуть Россию. Но главной причиной его привязанности к Городне была любовь к отцу. Теперь же, когда отца не стало, а Городня была уничтожена, стремление эмигрировать оказалось непреодолимым. Другого выхода просто не существовало. Он убил солдата из Особого отряда и понимал, что если его схватят, ему не поздоровится.
Испытывая жуткий страх, Яков передвигался только ночами. Днем он вместе с лошадью скрывался в лесу. Оторвав нижнюю часть подкладки пальто, он перевязал раненую ногу. Ранение не было слишком серьезным, пуля прошла сквозь мягкую ткань бедра, и скоро рана перестала кровоточить. С едой было сложнее. Первые два дня он просто голодал, опасаясь стрелять из ружья, чтобы не привлечь к себе внимания. На третий день голод поборол осторожность, и он убил себе зайца.
Кое-как разделав зайца с помощью солдатского штыка, Яков зажарил его на костре и с жадностью съел, размышляя над тем, как далеко ему удалось уйти и какие трудности его ожидают. Ориентиром ему служила Полярная звезда. Яков продвигался в северо-западном направлении, считая, что сможет почувствовать себя в безопасности только тогда, когда минует не только Россию, но и Польшу. Ведь Польша являлась частью России. Он радовался, если удавалось сделать за ночь пятнадцать миль, но не мог и подумать о том, достигнет ли когда-нибудь границы.
Тем не менее Яков продолжал двигаться вперед.
То, что у него совсем не было денег на дорогу до Америки, его совсем не волновало — гораздо больше он думал о том, что надо двигаться вперед и как можно скорее выбраться из России. Он должен выжить во что бы то ни стало. Его мать, умершая от туберкулеза, когда ему было двенадцать, беспокоилась из-за денег — или скорее из-за их отсутствия — всю свою жизнь, а Яков унаследовал от отца более легкое отношение ко всему материальному. Илья был мечтателем — «ленивым», как называли его некоторые из соседей, несмотря на то, что он усердно трудился, выполняя все работы жестянщика. Но сердце Ильи принадлежало музыке. И его единственный сын унаследовал от него эту любовь.
«Может, мне удастся заработать на проезд игрой на пианино», — думал Яков, преодолевая верхом на лошади темные леса России на пути к его заветной мечте.
У него ушло около двух недель, чтобы пересечь Украину и добраться до границы Польши, а потом еще три недели, чтобы через Польшу достичь границы Германии. Трудности этого изматывающего путешествия сказались на его внешности. |