И я опустился на пол у его ног, совсем как в те далекие дни, когда я был гораздо моложе. Он начал говорить, и я закрыл глаза, вслушиваясь.

Он знал, что делает и чего хочет. Но от этого моя печаль и мой страх не стали меньше. Он избрал меня своим спутником, и я буду последним, кто увидит меня живым. Это было величайшей честью, которой я не заслуживал. Я не использовал так, как мог бы, все то, чему он меня когда‑то научил… Я многое испортил. И я знал, что он тоже знает об этом. Но для него все это не имело никакого значения. Он выбрал меня. И, быть может, поэтому во всей Галактике лишь он один напоминал мне отца, который умер много веков тому назад. Марлинг простил мне все мои грехи.

Страх и печаль…

Почему он выбрал это время? Почему именно сейчас? Потому что другого раза могло и не быть.

Марлинг, без сомнения, считал, что я, скорее всего, не вернусь из своего путешествия. И поэтому эта встреча должна была стать нашей последней встречей.

«Человек, я пойду с тобой бок о бок, буду всегда и во всем помогать тебе, направлять тебя». – эти слова приписывают Знанию, но их с тем же успехом мог произнести и Страх. Ведь у этих двух чувств много общего, если хорошенько подумать.

Вот почему я боялся.

О печали мы не говорили. Такой разговор был бы просто не уместен. Мы говорили о мирах, что мы создали; о прекрасных городах, построенных нами; о науке, превращающей кучу хлама в удобное жилище для миллионов людей, и, конечно, об искусстве. Экологические игры намного сложнее шахмат, они лежат за пределами возможностей даже самых мощных компьютеров. Это связано с тем, что данное увлечение имеет скорее эстетическую, нежели научную подоплеку… Да, при этом требуется максимальное напряжение всех извилин, но, кроме этого, что‑то еще, для чего слово «вдохновение» подходит лучше всего. Мы говорили о вдохновении, а ночной ветер с моря постепенно становился все более резким и пронизывающим, так что в конце концов мне пришлось закрыть окно и разжечь камин. Дрова весело потрескивали в богатой кислородом атмосфере. Я не могу вспомнить ни единого слова из всего, что было сказано в ту ночь. Только где‑то в глубинах моей памяти хранятся безмолвные картины, укрытые покрывалом времени.

– Вот и все, – наконец сказал он, и вскоре занялась заря.

Когда начало светать, он дал мне корни глиттена, после чего мы занялись последними приготовлениями.

Примерно через три часа я позвал слуг и приказал им приготовить все необходимое для погребального обряда, в частности, отправить людей в горы, чтобы те подготовили фамильный склеп. Я послал формальные приглашения остальным двадцати пяти Имя‑носящим, а также тем друзьям и родственникам, кого сам Марлинг просил пригласить на свои похороны. Приготовив к погребению старое темно‑зеленое тело, я отправился на кухню завтракать. Потом курил сигару и бродил по залитому солнечным светом берегу. Яркие пурпурно‑желтые паруса снова чертили горизонт. Я нашел что‑то вроде небольшой бухточки и сел на берегу.

Я был сбит с толку… Я уже бывал там, откуда только что вернулся, и так же, как в прошлый раз, мои чувства пребывали в полном смятении. Я хотел бы вновь ощутить печаль или страх, но я не чувствовал вообще ничего, даже злобы. Это придет позже, я не сомневался в этом, но пока я был слишком молод или, наоборот, слишком стар.

Отчего солнце светит так ярко, я море так весело искрится у моих ног? Почему мне так приятно вдыхать соленый морской воздух, почему крики живых существ в лесу звучат для меня сейчас райской музыкой? В природе нет того участия, как представляют себе поэты. Лишь другие люди могут сожалеть о том, что ты закрыл за собой дверь, чтобы никогда больше не открыть ее снова. Я останусь на Мегапее еще какое‑то время и услышу литанию Лоримелю Многорукому – Флейты, вырезанные тысячи лет назад, соткут для него полог. Потом Шимбо в который уже раз отправится в горы вместе с остальными двадцатью пятью, и я, Фрэнсис Сандау, увижу, как отворится черная пасть склепа.