Было ли это основной целью или не более чем проявлением национального легкомыслия и нежелания интеллектуальных усилий, определить он не мог, но знал, что Джек Обри настолько привержен этой традиции, которую настолько полностью разделял, находя нечто неприличное в серьезности, что мог с трудом заставить себя говорить о вопросах, не входящих в управление кораблем, без улыбки — он пойдет на смерть с полуготовым каламбуром, если не сможет придумать что-то получше.
Но когда эта несерьезность звучала фальшиво, то звучала и в самом деле крайне фальшиво. Это напомнило Стивену сюиту для виолончели, которую он часто пытался играть с неважным успехом: в ней путём весьма незначительных последовательных изменений простая бесхитростная мелодия адажио превращалась в кошмар. Он распознал сейчас нечто подобное, а его острый взгляд за улыбающимися глазами Джека обнаружил крайнюю усталость — друг как будто находился на грани отчаяния. Почему Стивен не замечал этого раньше? Должно быть, фантастическое богатство острова Отчаяния застило ему глаза: и в самом деле, у него появились птицы, каких он всегда мечтал увидеть, птицы, которых мог коснуться — фактически целая неизведанная флора и фауна. И время, чтобы изучить её.
— Брат, что не так? Снова течь? — спросил он.
— Нет-нет, течь заделана очень хорошо — корпус как новенький. Это всё руль.
В течение всего длительного периода очистки трюма и ремонта места течи Стивен был доволен смутным общим видом прогресса: мало кто из посвященных беспокоил его техническими деталями, и в любом случае к концу дня, как правило, он был слишком мокрым, холодным и уставшим, слишком погруженным в свои захватывающие открытия, чтобы обращать внимание на те немногие описания, что слышал, сидя, щурясь и зевая, у светильника из тюленьего жира. Он был доволен, чтобы специалисты выполняют свои задачи, в то время как он выполняет свои, видел новые яркие доски обшивки, полностью закрывающие течь внутри и снаружи, видел прекрасный новый руль, тщательно выпиленный из запасных стеньг и, на его взгляд, неотличимый от старого, и его единственным опасением было только, что «Леопард», сухой, хорошо подготовленный и управляемый, может отплыть задолго до того, как его коллекции успеют стать более чем схваченными по верхам образцами.
Теперь он услышал техническое описание и узнал, что оправдались самые мрачные предчувствия экспертов. Необходимое крепление руля к корпусу не могло быть выполнено, во всяком случае, пока не могло, и Джек не мог сказать, как его осуществить. Ахтерштевень, изготовленный по новым принципам — печальная затея, не нравившаяся Джеку с самого начала, — оказался ужасно неполноценным, настолько поврежденным льдом и настолько глубоко прогнившим, что «бедный старик Грей лил горькие слезы, когда мы вгрызались в него». Единственным способом закрепить руль было выковать новые рулевые петли — массивные железные скобы с проушинами, которые зацеплялись с рулевыми штырями, и выковать их с гораздо более длинными лапами, чтобы врезаться в корпус корабля там, где еще сохранились твердые доски, способные их выдержать.
Но, несмотря на то, что «Леопард» мог предоставить достаточное количество железа, кузницы не было: её выкинули за борт вместе с наковальней, молотами и остальными инструментами оружейника, когда пушки, якоря и многие другие тяжелые предметы приносили в жертву, чтобы сохранить корабль на плаву. Почти весь уголь либо искрошился в мешках, либо, разложившись на кусочки в трюме, был выкачан за борт. Тюлений жир, хотя и поддерживал тепло в хижинах и межпалубном пространстве, не мог нагреть железо до необходимой для ковки температуры, а если бы даже и смог, то без тяжелых молотов и наковальни делать было нечего.
— Боже, ну что это я так раскаркался! — сказал Джек. — Я говорю так, как будто это конец света, но это не так. |