— Но Киллик, я сейчас подумал об этом, у тебя же была жена в Махоне. Она стирала мои рубашки. Ты же знаешь, двоеженство — противозаконно. Ну точно, у тебя была жена в Махоне.

— Вообще-то, у меня было две, Ваша Честь, вторая — в Уоппинге, но ведь это так, это не по закону, если вы меня понимаете. Никто не давал мне в руки их недоуздок.

— Ну что же, полагаю, ты хочешь включить ее в судовую роль? Но сначала тебе придется уладить дело у священника, так что давай, ступай в приход.

— Так точно, сэр. В приход!

— Боже, Софи, — простонал Джек, когда супруги вновь остались одни, — ну и клубок!

Он открыл саквояж:

— Так, одно из Адмиралтейства, еще одно из департамента по болезням и увечьям, вот это, судя по виду, от Чарльза Йока, да, точно, его конверт, для меня лично, а два — для Стивена, твоего подопечного.

— Хотелось бы мне и правда иметь возможность позаботится о нем, бедняге, — вздохнула Софи, глядя на письма.

— Тоже от Дианы.

Она сложила их на столик у стены, дожидаться адресата в компании других, адресованных также Стивену Мэтьюрину, эсквайру, доктору медицины, и подписанных тем же твердым почерком, и молча разглядывала стопку.

Диана Вильерс была кузиной Софи, чуть моложе ее, и отличалась весьма дерзким поведением. Многие отдавали черноволосой красавице с темно-синими глазами предпочтение перед миссис Обри. Когда капитан и Софи были разлучены незадолго до их женитьбы, и он, и Стивен Мэтьюрин боролись за благосклонность Дианы. В результате Джек чуть было не разрушил и свою карьеру и свою женитьбу, а Стивен был поражен в самое сердце, когда женщина, на которой он собирался жениться, отдалась под покровительство некоего мистера Джонсона, и уехала с ним в Америку. Рана его душевная была столь серьезна, что он почти утратил вкус к жизни. Он до конца надеялся, что она выйдет за него, хотя его здравый смысл подсказывал, что женщина с такими связями, красотой, гордостью и честолюбием — не пара незаконнорожденному отпрыску ирландского офицера на службе Его Католического Величества и каталонской леди. Тем более, если этот отпрыск — невысокий, простецкого вида человечек, чье видимое положение так и не поднялось выше должности судового хирурга.

Однако, вопреки всем резонам, сердце Стивена принадлежало миссис Вильерс, и голова его ничего не могла с этим поделать.

— Даже когда она еще была в Англии, я знала, что с головой бедного Стивена что-то не так, — заявила Софи. Она привела бы доказательства нелепости поведения Стивена: новый парик, новые пальто, дюжина батистовых сорочек, но, поскольку она любила Стивена больше, чем можно любить всех своих братьев разом, она не могла допустить в его адрес ничего двусмысленного. Посему миссис Обри только сказала:

— Джек, ну почему ты не найдешь ему подходящего слугу? И в худшие времена Киллик никогда бы не позволил тебе выйти в рубашке чуть не двухнедельной давности, непарных чулках и в таком жутком старом пальто. Почему он никак не найдет себе надежного, обстоятельного камердинера?

Джек прекрасно знал, почему Стивен никогда не нанимал слуг надолго, не держал камердинера, что мог выучить его привычки, а обходился случайными (предпочтительно неграмотными) денщиками из морских пехотинцев, либо корабельными юнгами или недалекими ютовыми: доктор Мэтьюрин, успешно исправляя обязанности корабельного хирурга, одновременно был одним из наиболее ценных агентов разведывательной службы Адмиралтейства. Ясно, что секретность была совершенно необходима как для сохранения его собственной жизни и жизней огромного количества его конфидентов в занятых Бонапартом землях, так и просто для продолжения его деятельности. Джеку все это было известно, благодаря совместной со Стивеном службе, но он вовсе не собирался разглашать данные сведения, даже Софи.