Столько друзей у нее с роду не было.
Она не спеша вытерла до блеска каждый столик, собрала посуду, подмела пол и прошлась по нему шваброй. Синьора Коломбо от восторга всплеснула руками.
— Benissimo! — воскликнула она. — А я ведь просто просила тебя убрать посуду! Как обрадуется синьора Чанг, наша уборщица! Пойдем, налью тебе еще какао. Я видела, тебе понравилось.
— Да. Это самое вкусное, что я пила в своей жизни.
— Что ты! — отмахнулась повариха, хотя и выглядела польщенной. — Ты не пробовала какао моей покойной матери! Perfetto!
Она звонко чмокнула сжатые пухлые пальцы и потрясла ими в воздухе. Для своей комплекции она двигалась удивительно быстро и ловко, порхала по кухне, не переставая болтать и размашисто жестикулировать.
— Эта юная мисс Уортингтон… Какая наглая! — вещала она.
— Сара? — Тома уселась на табуретку в углу.
— Да, да! Я знала ее отца, когда он учился здесь. Такой же сноб! Вечно задирал нос, словно все ему денег должны, — синьора Коломбо осуждающе покачала головой. — Ходил тут, как король. А потом женился на мышке. Все удивились, думали, выберет себе красавицу.
— На мышке?
— Буквально. Американка из летних, мышь была ее тотемом. Маленькая, невзрачная. Лора Лемминг. Бедная девочка!
— Почему? Он же, наверное, богат.
— Все так думали! Но нет. Нищий аристократ женился на дочке богача из Техаса, — покачала головой итальянка. — История не меняется.
Синьора Коломбо поставила на стол две кружки горячего какао и блюдце рассыпчатого орехового печенья с тонкими пластинками миндаля. Святая женщина!
— Ешь, это мои любимые. Жаль, я не могу дать тебе их с собой: у синьориты Кавамура сильная аллергия, она запрещает приносить орехи в шестой домик. А что такого ты сказала этой Уортингтон? Она убежала, словно за ней гнались собаки.
— Я сказала, что мой тотем — черная мамба. Змея, — Тома отхлебнула какао и потянулась за лакомством.
— Что? Змея?! — повариха отшатнулась и схватилась за щеки. — Какой ужас!
— Вы не бойтесь, — спокойно ответила девочка с набитым ртом. — Я наврала.
— Как?! — синьора Коломбо всполошилась еще сильнее.
— Просто. Не могла же я ее ударить.
— А я удивилась, что профессор Эдлунд меня не предупредил.
— О чем?
— О противоядии. Когда к нам приезжает кто-то ядовитый, профессор обязательно раздает персоналу специальные препараты. Ты же знаешь, что дети не всегда могут контролировать трансформации. Сильный испуг, стресс… Большая опасность! Пресвятая Дева Мария, хорошо, что у нас давно уже не было ядовитых перевертышей! — синьора Коломбо перекрестилась. — А кто же тогда твой тотем? Я — голубь.
Тома заметила, что для летних тотем был поводом для гордости. Про свое животное они говорили, как про олимпийскую медаль.
— Я не знаю. У меня не было трансформаций, — и она выложила дружелюбной женщине свою историю.
Врать надоело, и отчего-то очень захотелось хоть с кем-то поговорить по душам. Франческа Коломбо подходила для этого, как никто другой: терпеливо слушала, сочувственно наклонив голову.
— Не переживай, — сказала она Томе. — Я уверена, все сложится наилучшим образом. Я обязательно помолюсь за тебя. Иди на тренировку.
— Зачем? Все равно у меня ничего не получится. Давайте, я лучше помогу Вам с обедом.
— Нет, — итальянка была непреклонна. |