Ее улыбка потускнела.

— Ты уезжаешь? Когда?

Дино не удержался от вздоха.

— Сейчас.

— Сейчас?! Почему?! Ты был на спектакле? Надо было прийти ко мне до начала оперы, я бы не стала петь! Мы поехали бы на квартиру, где я живу, и провели вместе хотя бы пару часов! Дино, не уезжай! Мы давали концерты для раненых, я видела, что делает с людьми эта война! Я содрогалась, когда слышала, сколько солдат погибло! А если… если ты не вернешься?!

Орнелла вцепилась в его шинель. Дино покрыл поцелуями ее руки, а потом приложил палец к губам и покачал головой.

— Вернусь, — тихо промолвил он, с нежной настойчивостью глядя в лицо Орнеллы. Ее черты изменило время, переживания, а сейчас — еще и сценический грим, который она не успела снять. И все-таки это была она, его неповторимая, верная красавица-жена. — У нас еще будет время. Императору как никогда нужны солдаты, и не только потому, что погибли тысячи и армия обескровлена. Ты знаешь, что происходит, когда слабеет не только тело, а и дух. Я безумно соскучился по семейному уюту и прекрасно помню, что у нас с тобой, хотя мы женаты шесть лет, еще не было общего дома. Пока император ведет своих солдат вперед, я буду служить ему верой и правдой, но если его заставят сложить оружие, немедля уйду в отставку.

— Такое возможно?

Дино долго молчал, потом обронил:

— Не знаю. Многие считают, что цена нашей славы слишком высока.

Орнелла задумалась. Несколько лет назад Лесюэр написал оперу «Барды», в которой прославлял Бонапарта. Опера имела большой официальный успех, однако публика встретила ее прохладно: с каждым разом народу в зале было все меньше, и зрители почти не хлопали артистам.

— Расскажи о войне. Что было в России? — спросила Орнелла.

— О войне я говорить не буду. Остался жив, и довольно, — твердо произнес Дино. Потом сказал: — У меня к тебе просьба, Орнелла. Попытайся найти Джулио.

— Джулио? Где и зачем?

Дино коротко, стараясь сдержать эмоции, рассказал о том, что произошло, и добавил:

— Я не знаю, где он. Мне не удалось его отыскать, у меня было мало времени, а в Париже много госпиталей. Я не обнаружил его в списках убитых, хотя это не дает полной уверенности в том, что Джулио жив. В полевом госпитале я назвал его имя, но там была такая неразбериха…

— Не могу поверить! Неужели Джулио стал инвалидом?!

Густо накрашенные ресницы Орнеллы затрепетали, она сжала руки, но несмотря на уже ставшие привычными театральные жесты, Дино видел, что она искренне потрясена случившимся.

— Да. И я очень переживаю за него.

— Я попытаюсь его найти.

— Что в театре? — спросил Дино, стараясь отвлечься от горьких мыслей об участи брата.

— Скоро я начну репетировать «Медею». Это будет моя первая главная роль. Дюверне верит в меня.

Орнелла не стала рассказывать мужу о закулисных интригах, о том, что оперные знаменитости посчитали ее безродной выскочкой и окружили кольцом ненависти. Ей было не впервой выживать в одиночку, и все-таки иногда плата за осуществление заветной мечты казалась Орнелле слишком жестокой. Она вновь вызывала чью-то злобу, не причиняя никому зла, ее опять вынуждали бороться, давать отпор, и ей не хотелось верить, что именно в этом и заключается основной закон человеческой жизни.

Кто-то открыл дверь гримерной и тут же закрыл, увидев, как яркие шелка Орнеллы слились с серой шинелью Дино. Прощальный поцелуй был долгим, он позволил им вновь почувствовать, что значит вместе улетать на небеса. Через несколько минут Дино ушел, вобрав в себя родной и теплый звук ее голоса, прошептавшего слова любви, а Орнелла осталась в одиночестве, с осознанием того, что эти волшебные мгновения — всего лишь небольшая передышка в бесконечном ожидании и неумолимом течении времени.