— Я согласен.

Андреа был рад, что ему не придется общаться с другими людьми и он сможет проводить время с Животными. После лишенной всякого убранства затхлой клетушки корабельного трюма или тюремной камеры конюшня казалась почти что дворцом.

— Тогда идем, — позвал новый хозяин и добродушно добавил: — Значит, Андреа Санто?

— Да.

— Меня зовут Винсенте. Винсенте Маркато.

Спустя четверть часа Винсенте вошел в кухню, где Фелиса привычно колдовала над котлами. Заслышав шаги, женщина недовольно обернулась. Она относилась к приготовлению пищи, как к своего рода таинству, исключавшему присутствие посторонних, даже если это был сам хозяин.

— У нас новый работник, — небрежно произнес он. — Должен предупредить: он десять лет провел на каторге. Но вроде парень смирный. Его надо накормить.

Фелиса застыла с ложкой в руках. Не прибавив ни слова, Винсенте повернулся и вышел.

Когда Андреа несмело остановился на пороге и тихо поздоровался, Фелиса заметила, что он ждет разрешения войти в кухню. Окинув взглядом его лицо и фигуру, она увидела все, что хотела увидеть, и приветливо произнесла:

— Проходи, сынок. Садись к столу.

Она поставила перед ним тарелку с мясом, которое готовила на ужин, положила большой кусок хлеба. Мясо было золотисто-коричневым, сочным. К нему был подан картофель, которого Андреа никогда не ел, и свежие овощи.

— Спасибо.

— Как тебя зовут?

— Андреа Санто.

— Почему ты не смотришь людям в глаза?

Андреа вздрогнул. Ему хотелось ответить: «Привычка. Если глядишь в землю, меньше рискуешь получить удар». Впрочем иные охранники, напротив, кричали: «Посмотри на меня!». А после опять-таки били. Никогда нельзя было угадать, что может спасти от побоев, от унижений, от смерти.

Он ограничился тем, что сказал:

— Не знаю.

— Ладно, ешь, не буду тебя смущать, — промолвила кухарка и повернулась к своим котлам.

Прошло несколько дней. Прежний работник ушел, Андреа остался один. Он любил животных, и лошади быстро привыкли к нему. Он каждый день насухо вытирал их, чистил, давал воды и овса. Ему нравились глубокие спокойные звуки, наполнявшие конюшню, нравилось наблюдать за движениями лошадей. Когда они толкали его в плечо своими мягкими мордами, на его лице появлялась тень улыбки. Андреа всегда смотрел животным в глаза и разговаривал с ними так, как никогда не говорил с людьми. Возиться в саду он тоже любил, предпочитая делать это на рассвете не потому, что было прохладно, а оттого, что в это время обитатели дома еще спали.

По ночам, лежа в душистом сене, Андреа вспоминал Корсику, остров, где синее сливается с зеленым; воскрешал в памяти запах водорослей, гладкость омытых морем и нагретых солнцем камней, блеск рыбьей чешуи в глубине воды, следы птичьих лап на мокром песке, похожих на загадочные письмена. Вспоминал, как светятся скалы в лунном свете, как во время шторма на берег накатывают гигантские валы, как пахнут можжевельник, самшит, лаванда и вереск.

Иногда он заходил в кухню и смотрел, как на стенках медных котлов вспыхивают алые отсветы огня и как из-под крышек вырывается пар. Наблюдал за тем, как Фелиса не спеша помешивает соус или ловко режет овощи. Женщина никогда не лезла в его душу, хотя Андреа чувствовал, что она способна увидеть и понять все, что он был бы рад скрыть даже от Господа Бога.

Он никогда и ни с кем не заговаривал первым. Когда горничная, дерзкая девчонка, попыталась заигрывать с ним, он так посмотрел на нее, что она на миг потеряла дар речи.