Андреа пытался нашарить документ, который переложил за пазуху. Тем временем Бьянка закрыла глаза и опустила голову на грудь своего попутчика, притворившись крепко спящей. Взгляд жандарма скользнул по красивому лицу молодой женщины, и он небрежно махнул рукой, давая понять, что не намерен ее тревожить. Проверил паспорта у двух других пассажиров и захлопнул дверцу кареты.

Через минуту дилижанс тронулся с места. Андреа сидел ни жив ни мертв, когда Бьянка обвила его шею руками и нашла губами его губы. Он вздрогнул, а потом будто окунулся в бездонный колодец. Невыразимая сладость и какая-то темная сила взяли в плен его душу и тело. Андреа изумился, поняв, что тоже целует Бьянку, более того — сжимает в объятиях, ощущая руками ее плоть до последней косточки.

Это был не призрачный, легкий, как прикосновение крыльев бабочки, поцелуй Аннеты Моро, а настоящий, горячий поцелуй женщины, которая претерпела много разочарований и страхов и все-таки сохранила все, что присуще живому человеку. Этот неожиданный поцелуй был печатью, скреплявшей невидимый договор, отчаянной благодарностью и дерзким обещанием чего-то большего, того, о чем он не смел и мечтать.

Когда они прибыли в украшенный геральдическими лилиями и перекрашенный в белый цвет Париж, разгорался великолепный летний день. Вдоль Сены прогуливались молодые люди с массивными тростями в руках и сигарами во рту, девушки щеголяли в шляпках, украшенных цветами. По реке проплывала странная штука, которая гудела и пускала дым, — это был недавно изобретенный пароход.

Андреа и Бьянкой овладело неестественное оживление, порожденное скорее волнением, чем радостью. Им чудилось, что они очутились в иной, лучшей жизни.

Под конец пути оба потеряли страх и относились к своему путешествию, как к большому, интересному приключению. Им везло: они ни разу не попались, не были задержаны. Они покупали продукты на фермах и ночевали в придорожных гостиницах, где зачастую делили одну кровать, но никогда не прикасались друг К другу.

Поцелуев больше не было, и Андреа ломал голову над тем, как истолковать то, что случилось в карете: как неожиданный порыв или намек на то, что их отношения могут развиваться дальше? Так или иначе, он не смел ничего предлагать или просить.

Его не привлекал чисто физический акт, он хотел любви, но не был уверен в том, что его можно полюбить. Он был изгоем, по сути стоял вне закона, у него не было никакого имущества. В своей внешней привлекательности Андреа тоже сомневался.

Он часто задавал себе вопрос, каким образом Бьянка Гальяни, девушка, о которой мечтали все юноши Лонтано, оказалась в руках такого жестокого человека? Однажды он рискнул произнести это вслух, и она ответила:

— Я вышла за Винсенте Маркато из-за безделушек и тряпок. Он был богат, а я мечтала о лучшей жизни. И поплатилась за это. Я его ненавижу. Я буду рада, если он умер.

Андреа рассказал ей о Жорже Ранделе, перед смертью назвавшемся графом Леруа де Лотрек, и своем обещании. Бьянка не возражала, чтобы он попытался разыскать Дамиана и Женевьеву, однако заметила:

— Чтобы внушать людям доверие, ты должен выглядеть иначе.

Андреа стало стыдно, ибо внешне он и впрямь походил на бродягу. У них остались деньги, и Бьянка отвела его сначала к цирюльнику, а затем к портному, благо, в те времена обычай прятать голову под искусственными волосами, завивать их и пудрить канул в прошлое, а одежда была строга и проста: сюртуки были сшиты по фигуре и напоминали военный мундир.

Стрижка, бритье и новый костюм сделали свое дело: Андреа почудилось, будто он впервые по-настоящему увидел себя в зеркале. Черный сюртук придавал ему некую мрачноватую строгость, четко ограничивая личное пространство, которое не дано было нарушать никому.