Изменить размер шрифта - +

— Хотите, я почитаю вам вслух? Перескажу начало романа, а что будет дальше, узнаем вместе.

— Очень хочу, — искренне произнес Андреа и, помолчав, признался: — У меня был друг. Он погиб. Незадолго до смерти он тоже стал пересказывать содержание книг. Рассказывал только начало, а продолжать не хотел, сколько бы я ни просил. Он говорил, это для того, чтобы когда-нибудь я захотел прочитать их сам.

— И что это за истории?

— Про Рене, которого воспитал народ, называемый начезами, про приключения Кандида, которого прозвали Простодушным.

Андреа замер, вспоминая слова, которые врезались в память, потому что, казалось, были сказаны о нем: «Склонность к уединению увлекала Рене вглубь лесов; он проводил там целые дни в одиночестве и казался диким между дикими».

— Эти истории придумали Шатобриан и Вольтер, — добавил он.

В голубых, как небо, глазах Аннеты впервые промелькнул подлинный интерес.

— У вас хорошая память. Вам известно, что на каторге существует школа для тех, кто хочет научиться читать и писать? Ее создали монахи.

— Нет.

— Вы можете ее посещать.

— Не думаю, что меня примут. Ведь я совершил побег.

— Мой отец похлопочет за вас. Я его попрошу.

Андреа увидел отца Аннеты через несколько дней. Это был холеный, холодный на вид господин, с какими юноше не доводилось разговаривать. Он пристально смотрел на Андреа, словно наблюдая и изучая, потом задал несколько вопросов, но не прикоснулся к нему. Аннета тоже держалась сдержанно, хотя в ее взгляде сквозили глубокое уважение и любовь к отцу. А Андреа втайне молился о том, чтобы господин Моро позволил своей дочери и дальше ухаживать за ним.

Его надежды сбылись, и Аннета сдержала свое обещание. Она рассказала Андреа начало романа, с которым не расставалась все это время, а потом стала читать вслух. То была история женщины по имени Дельфина, написанная дамой, которую звали Жермена де Сталь. Аннета искренне восхищалась этой женщиной, которую, к изумлению Андреа, Наполеон изгнал из Парижа и Франции.

— Почему? — спросил он.

— Он считал ее безнравственной. Она говорила, что человек может достичь счастья, независимо от Божьей воли. Считала, что страсть побуждает людей к изменению своей судьбы. Может ли быть безнравственной женщина, которая написала такие строки: «Мы перестаем любить себя, когда перестают любить нас»?

Последние слова были очень близки и понятны Андреа, и он рискнул рассказать Аннете свою историю. Про мать и сестру, навязчивые мысли о вендетте, дом, похожий на расшатанный старый зуб, про родной остров, с его причудливыми берегами, пугавшими жителей материка своей дикостью и безмолвием, нарушаемым лишь плеском волн и криками птиц. О корсиканцах, чья жизнь подчинялась порывам, налетавшим внезапно, как бешеный ветер, и, случалось, оставлявшим кровавые следы.

В конце Андреа сказал:

— Я убил человека. От отчаяния, от безысходности. Жаль, что я никогда не смогу его увидеть и сказать, что сейчас мне, живому, ничуть не лучше, чем ему, лежащему в земле.

— Когда-нибудь все мы обязательно встретимся на Небесах, — сказала Аннета и вдруг спросила: — Хотите, я предскажу вам судьбу? Меня научила одна цыганка.

Она взяла его ладонь в свою — мгновение, за которое Андреа охотно отдал бы с десяток лет своей жизни! — посмотрела на линии и промолвила:

— Все сложится хорошо. Вы женитесь на красивой женщине, и она родит вам детей. И… вы будете очень богаты, Андреа, вы поможете многим несчастным. Вы сумеете прямо смотреть в глаза всему миру. За годы страданий Господь вознаградит вас годами счастья.

Богатым — он, нищий корсиканец! Счастливым — каторжник, изгой?! Судьба более невероятная, чем у самого Бонапарта.

Быстрый переход