Но один из моих марокканцев наносит ему роковой удар. Еще одна комическая интермедия. Выряженный в хитон Старого Друида Конрад лежит в одном из склепов, и ты, естественно, тут же подскакиваешь и набрасываешься на него. А когда ты видишь на жертвеннике труп Эльфриды, занявший место Вероники д'Эржемон, ты набрасываешься и на него и превращаешь в кровавое месиво ту, которую уже распял. Опять промашка! И наконец развязка, тоже не лишенная комической нотки. Ты висишь на пыточном столбе, а я тем временем читаю тебе лекцию, которая вот-вот тебя доконает и из которой следует, что если ты пытался заполучить Божий Камень с помощью тридцати злодейств, то я его добыл только с помощью собственной головы. Вот и все, мой милый Ворский. Если не считать нескольких второстепенных происшествий да еще кое-чего более важного, чего тебе знать не следует, теперь ты знаешь столько же, сколько и я. Устроился ты удобно, время поразмыслить у тебя было. Я жду, что ты смело ответишь на вопрос насчет Франсуа. Ну, начинай: «Мамочка, мамочка, лодочки…» Ну как? Будешь говорить?
Дон Луис поднялся на несколько ступенек. Взволнованные Стефан и Патрис, подойдя поближе, навострили уши. Ворский явно собирался что-то сказать.
Он открыл глаза и посмотрел на дона Луиса со смесью ненависти и страха. Должно быть, тот казался Ворскому одним из тех необыкновенных людей, с кем совершенно бессмысленно бороться и у кого не менее бессмысленно просить пощады. Дон Луис был победителем, а тем, кто сильнее, принято уступать или сдаваться. К тому же Ворский был уже на пределе сил. Мучения становились нестерпимыми.
Он неразборчиво произнес несколько слов.
— Погромче, — велел дон Луис. — Я не слышу. Где Франсуа д'Эржемон?
С этими словами он поднялся еще на ступеньку. Ворский пролепетал:
— Вы меня отпустите?
— Клянусь честью. Мы все покинем остров, а Отто останется и освободит тебя.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
— Тогда…
— Ну-ну?
— Ну… Франсуа жив…
— Черт побери, я в этом не сомневаюсь! Но где он?
— Лежит связанный в лодке.
— Которая висит у подножия скалы?
— Да.
Дон Луис хлопнул себя по лбу.
— Трижды болван! Не обращай внимания, это я про себя. Конечно, я должен был догадаться! Ведь Дело-в-шляпе мирно спал под этой лодкой, словно хороший пес у ног хозяина. Ведь Дело-в-шляпе, когда его послали по следу Франсуа, привел Стефана к этой лодке. Даже самые умные люди ведут себя порой как ослы, это уж точно! А ты, Ворский, знал, что там есть спуск и лодка?
— Со вчерашнего дня.
— И ты, пройдоха, хотел на ней удрать?
— Да.
— Вот и удерешь, Ворский, вместе с Отто. Я оставлю ее тебе. Стефан!
Но Стефан Мару в сопровождении Дела-в-шляпе уже бежал к скале.
— Приведите Франсуа, Стефан! — крикнул ему дон Луис.
И, обращаясь к марокканцам, добавил:
— Пойдите помогите ему. И приготовьте субмарину. Через десять минут уходим.
Затем он повернулся к Ворскому:
— Прощай, милый друг. Да, вот еще что. В каждом хорошо задуманном приключении есть любовная интрига. Мне казалось, что в нашем она отсутствует, поскольку я не осмелюсь иметь при этом в виду чувства, толкавшие тебя к святому созданию, которое носит твое имя. Между тем я должен раскрыть тебе глаза на очень чистую и благородную любовь. Видел, с какою поспешностью бросился Стефан на выручку к Франсуа? Разумеется, он любит своего юного воспитанника, но еще сильнее — его мать. А поскольку все, что приятно Веронике д'Эржемон, не может не доставить радости и тебе, я готов признаться, что он ей тоже небезразличен, что его возвышенное чувство тронуло ее женское сердце, что сегодня утром она встретила Стефана с неподдельной радостью и что все это должно закончиться браком… когда она станет вдовой, понятное дело. |