Изменить размер шрифта - +
Живописно так рассказывала, с подробностями, как собачки уже умершего зубами рвали, а он нелепо дергался.

Тут вдалеке такой добрый душевный лай послышался, причем приближался явно… Я занял удобную позицию, приготовился к стрельбе. Бежит как раз кавказец размером с теленка. Естественно, без удил и седла и с явным интересом показать нашей кумпании, кто в лиси пан…

Ну, я и бахнул по нему. Эффект был потрясный! Впервые видел, как передняя половина пса уже бежит назад, а задняя все еще вперед.

Несколько позже прибежали хозяева и – маслом по сердцу – вместо привычного: «На себя намордник надень, собака поумнее тебя, козел, я те щас покажу!» вели себя нежно и трепетно, косясь на пистоль. Еще и приятель мой подбавил огоньку, заявив, чтоб они не волновались, коль собака убежала, то не сразу сдохнет, может, они ее и вылечат…

 

Водолазы, по-моему, тоже с облегчением переводят дух, глядя вслед незадачливому Леньке. Сейчас они явно собираются куда-то двинуть из больницы, и вид у них деловой, особенно у Фильки.

– У нас два часа – потом отплываем. Ты здесь остаешься? – спрашивает Филипп.

– Ага.

– Тогда ладно, мы за тобой заедем. А то поехали с нами? – Филя подмигивает заговорщицки.

– И что будет?

– В порядок себя приведем. И тебя заодно. Винца выпьем, позавтракаем.

– Не, спасибо, конечно, но мне тут пару пациентов еще проведать надо.

– Смотри сам, только ваш этот молодой и ранний не очень-то захочет слушать, что «старшой» посоветует. Только обидится.

– Я понял, – киваю в ответ.

– Тогда ладно – два часа!

Странно, только сейчас заметил, что у самого младшего водолаза свежая перевязка – на все предплечье. Уверен стопроцентно: когда отплывали из лагеря, у него все в порядке было.

– Эй, ихтиандры, откуда перевязка-то? – останавливаю я их.

– Порезался о какую-то дрянь, когда дно ощупывали. Хлама там всякого… А что? – недоумевающе отвечает раненый.

– А кто перевязывал?

– Надюшка. Да в чем дело-то?

– Может, скобки наложить или швы?

– Не, фигня. Просто царапина глубокая. Я ж говорю: там, как и везде, всякого на дне хлама – и стекла, и железяки. Филимонидес даже жмура нашел – пришлось в сторону оттаскивать, чтоб не мешал.

– Что, утопленник? Серьезно? – передергивает меня.

– Слушай, йятр, жмуров сейчас везде полно. Чего напрягся-то? – удивляется Филя.

– Ну страшно же! Там не видно ни хрена.

– Э, мертвые не кусаются! То есть наши, подводные, мертвые не кусаются. Это ваши, наземные, совсем от рук отбились.

– А как поняли, что это не Ленька?

– Бре, это просто. Подняли, посмотрели – наш в касках был, а эта без половины головы. Упокоенная, наверно, – невозмутимо объясняют мне очевидное.

– Фигасе!

– Ладно, харе болтать. Времени и так мало. Все – мы за тобой заедем! – заканчивает разговор Филька.

Парни выкатываются на улицу, хлопают двери. В холл врывается холодный воздух. С минуту смотрю им вслед: на вид меланхоличные вроде ребята. Так и не подумаешь, на что способны. Ну они-то в этом деле героями выступили, не отнимешь. Тут нам повезло, что они рядом оказались. Мне кажется, я бы сдох от страха, вытащив из мутной воды раскромсанную покойницу, а они спокойно заценили: «Не, не то» – и всех дел.

 

Поднявшись наверх, застаю неожиданную картину – медики и пациенты сидят в зале, а наш вчерашний знакомец-майор явно читает лекцию.

Быстрый переход