— Извините, даже не слышал о таком голубом.

— Ну, как? — удивился Семаго. — Уокер? Голубой? Не слышал?

— Может, вы имеете в виду «Джонни Уокер Блю Лэйбл»? — молодой человек слегка улыбнулся. — В зал мы такие дорогие напитки не выставляем, их никто не покупает. Если хотите, можете спросить в винном бутике на выходе в вестибюле… Хотя тоже вряд ли. Понимаете, уж больно товар… специфический для нашего рынка. Понимаете, да?

Он снова пошевелил лицевыми мускулами, обозначив на этот раз что-то вроде «что нам, русским, эти их блю лейблы».

— Зато могу предложить обычный «Рэд Лейбл» — поверьте, тоже очень неплохой напиток. Если без понтов, конечно. Если вы собираетесь пить его… Пить, понимаете?

Семаго подумал и сказал:

— Ладно, давай обычный.

Рассчитавшись на кассе, он подкатил тележку к камерам хранения и открыл свою ячейку. Пакет стоял на месте, но на левой внутренней стенке ячейки висел самоклеящийся розовый стикер. Это означало, что закладка произведена.

Семаго даже вспотел. В этот момент он перевоплотился в агента ЦРУ — псевдоним «Близнец», и стал уязвимым для контрразведки.

Он протянул руку, достал пакет, бросил… нет, бережно положил его в тележку. Затем незаметно переклеил стикер на правую стенку — это будет означать, что закладку он благополучно извлек. Кстати, такими стикерами — розовыми, желтыми, синими, черт-те какими, — у них дома весь холодильник залеплен. Наташка то пишет там списки продуктов, которые надо купить, то всякую прочую ерунду типа ответов на экзаменационные билеты по вождению…

Толкая тележку к выходу, Близнец старался смотреть строго перед собой, и все-таки глаза сами выхватывали из толпы лица, пытаясь угадать: этот? Или этот? Может, закладку произвел кто-то из охранников?.. Глупое, ненужное любопытство, Семаго это понимал. Он так разволновался, что забыл воспользоваться своей «козырной» боковой дверью и покинул «Ашан» через центральный выход, как все обычные люди, не имеющие никакого отношения к шпионским операциям.

— Это что? Ну, зачем нам авокадо, Сереж?.. Сыр… Колбаса. И еще колбаса… Снова сыр. Зачем ты натащил домой столько колбасы и сыра? Слушай, какой ты ужин себе представлял из авокадо, сыра и колбасы? Что это за блюдо такое? Средиземноморская кухня какая-нибудь? Капон какой-нибудь из тортиллы? Так ты бы еще черепаху живую приволок!

Наташка ныла и зудела. Сегодня она явно не в духе. Экстремалы ее замучили. Пока она на кухне швыряла продукты в холодильник, Семаго заперся в туалете. Он достал из кармана записку, которую нашел в пакете, между ломтями нарезанного хлеба (только пакет был другой, и вместо «Балтийского» там лежал «Ситный»). Он сел на унитаз, еще раз прочел: «2/20/699». Два. Двадцать. Шестьсот девяносто девять. Закурил сигарету, взял из шкафчика банку из-под кофе, где с незапамятных времен лежали какие-то дюбеля и обгрызенный карандаш. Стараясь не шуметь, высыпал дюбеля на коврик, поджег записку и бросил в банку. Тонкая папиросная бумага вспыхнула и сгорела буквально за секунду, оставив на внутренних стенках банки легкий рыжеватый налет.

«Наверное, спецом такую используют, — подумал Семаго с удовлетворением. — Чтобы сгорала быстро и жевалась легко».

Кончиком карандаша он размешал пепел и высыпал его в унитаз. Положил дюбеля обратно, банку поставил на место.

Из кухни доносился Наташкин голос — наверное, продолжала пилить его за авокадо. Семаго с удовольствием затянулся и выпустил дым в дверное полотно перед собой. Дым разошелся по дереву плотными белыми кругами, словно газовый шлейф от стартовавшей ракеты.