Но вместе с тем следует признать, что юная женщина не была готова к управлению огромной страной, расположенной между Атлантическим и Тихим океанами, населенной сотней народов со своими многовековыми традициями, обычаями, с собственной историей и культурой. Остерман составил для правительницы план первоочередных задач и основополагающих принципов во внутренней и внешней политике. Во внутренней политике Анна должна была «все выслушивать и все исследовать», прежде чем ею будет принято то или иное решение, в политике внешней не сближаться ни с одной европейской державой, преследуя «свои особенные фундаментальные выгоды».

Перечень первоочередных конкретных дел был велик, а времени для них у Анны Леопольдовны не хватало: чтение французских романов и немецких стихов, игра в карты с иноземными послами, долгие часы в апартаментах задушевной подруги Юлии Менгден мешали заниматься совещаниями в Сенате и заседаниями в Совете и Кабинете министров, не позволяя выявить все потенциальные возможности молодой правительницы.

Отставка Миниха

В то время как Линар занимался ювелирными забавами, в верхних эшелонах власти начались новые баталии. Миних, арестовавший Бирона и занявший пост Первого министра, продолжая оставаться президентом Военной коллегии, стал внушать Остерману и его сторонникам большие опасения из-за почти необъятной власти, сосредоточившейся в его руках. Чтобы создать фельдмаршалу достаточно серьезный противовес, Антону Ульриху присвоили звание генералиссимуса, князю Алексею Михайловичу Черкасскому – генерал-адмирала, и, таким образом, Миних перестал быть бесспорно первым военным России.

К тому же его противницей была и регентша, и, что не менее опасно, граф Остерман – хитрый, умный, очень осторожный и дальновидный политик. Воспользовавшись тем, что Миних в декабре 1740 года заболел, Остерман сумел внушить регентше мысль, что это надолго, что фельдмаршал не только болен, но и стар, и нуждается в покое и уходе от непосильных для него государственных дел.

С этого момента Брауншвейгская чета начала откровенно пренебрегать Минихом: регентша не принимала его, отсылая к мужу, а тот, если и удостаивал фельдмаршала краткой и холодной аудиенции, то подчеркнуто вел себя с ним, как с подчиненным, давая понять старому воину, что перед ним не только герцог, но и генералиссимус.

Не выдержав нового для себя унизительного положения, Миних в марте 1741 года подал в отставку, и она была принята.

За всеми этими коллизиями внимательно следили все противники Брауншвейгской фамилии и ее окружения. Ими прежде всего были гвардейские офицеры. Они сделали ставку на цесаревну Елизавету Петровну и составили «комплот» (так на старофранцузский манер именовали иногда заговор).

Заговор цесаревны

Брауншвейгская фамилия, ее немецкие и русские сторонники располагали кое-какими сведениями о готовящемся заговоре, но как минимум недооценивали его опасности для себя. Остерман знал, что одним из заговорщиков является французский посол маркиз Иоахим Жак де Шетарди, имевший прямое указание своего правительства всячески способствовать приходу к власти Елизаветы Петровны. Другим иностранным дипломатом, сориентированным на то же самое, был известно враждебный России шведский посол Нолькен, становившийся, таким образом, естественным союзником де Шетарди. Хуже обстояло у правительства дело с осведомленностью о своих собственных, отечественных, заговорщиках. По-видимому, подозреваемых было много, так как в гвардии каждый второй мог почитаться сторонником Елизаветы, и потому никаких действий до поры до времени российские власти не предпринимали.

Весной 1741 года в Петербурге распространились слухи о раскрытии заговора, об ожидаемом заключении Елизаветы в монастырь, и даже о ее предстоящей казни. Говорили, что Елизавета и ее очередной фаворит – Семен Кириллович Нарышкин – тайно обвенчались, и теперь у новой августейшей четы появилось намерение завладеть российским троном.