— Почему же, я знаю… Я тоже люблю жизнь, потому что у меня есть ты, Боб.

Мне были неведомы ее мысли.

Она вовсе не была напугана… Самое главное, я не внушал ей отвращения.

— Что ты думаешь обо мне, Кати?

— Я разочарована, Боб. Я верила, что ты сильнее…

— Ты…

— Что «я»?

— Ты не боишься?

Она удивилась.

— Боюсь? Почему, ты думаешь, я должна бояться?

— Убийцы внушают страх… обычно!

— Другим, наверное! А ты, ты мой собственный убийца…

— Ты по-прежнему любишь меня?

— Думаешь, преступления достаточно, чтобы разлучить нас? Даже если бы ты убил меня, Боб, между нами ничего не изменилось!

Я крепко прижал ее к себе. Ее любовь меня очищала, мне словно отпускались мои грехи.

— Ты любишь меня! Любишь!

— Да, Боб… Навсегда. И я осознаю всю значимость этого слова!

— Ты бы хотела, чтоб я явился с повинной?

Она отстранилась.

— У меня было желание просить тебя об этом, когда я догадалась о… о том, что произошло. Это казалось мне единственно возможным решением. Только лучше не надо… Я не чувствую в себе достаточно сил…

— Скажи, Кати… Что же мы будем делать с этим преступлением? Ты не думаешь, что оно встанет между нами, словно преграда? Истерзает нас?

— Поживем — увидим…

— Угрызения совести, должно быть, действительно существуют, раз все о них говорят.

— Возможно, это всего лишь пугало, установленное моралью на границах зла…

— Не знаю. Мне кажется, сам, один, я смог бы забыть о своем поступке… Но теперь, каждую минуту, стоит тебе задуматься, у меня возникнут подозрения, что ты думаешь именно об этом, и мне станет страшно. Или же наоборот, ты будешь считать, что меня неотступно преследует…

Она положила руку мне на плечо.

— Боб, ты не должен бросать бокс!

— Что?!

— Только в этом случае мы сможем преодолеть то, что случилось с нами, поверь.

Я не совсем понимал. Иногда ее посещали довольно странные мысли.

— Нет, — прошептал я, — я больше не в состоянии… Теперь со мной справится и любитель!

— Это тебе кажется… Ты только возьмись, Боб…

— Нет, невозможно!

— Уж не струсил ли ты?

— Кати!

— Я не хочу, чтобы ты испытывал страх, дорогой. Страх — это мой удел. Мы с тобой — совершенная пара, потому что из нас двоих дерешься ты, а я дрожу… Мы не можем поменяться ролями!

— Но я ничего не могу поделать с этим страхом, Кати, ты и представить не можешь…

Вдруг ее лицо стало строгим, я еще никогда не видел ее такой.

— Ну что ж, Боб, как хочешь… Надеюсь, однако, что все получится.

Я бы хотел о многом ее расспросить, но у меня не хватило смелости.

На какой-то момент все будто стало зыбким, ненадежным, но потом Кати смягчилась и провела своей нежной, исцеляющей рукой по моей несчастной голове.

— Отныне я твоя соучастница… Не правда ли, это самая прекрасная участь, которая может постичь любящую женщину?..

На следующий день мы отправились на похороны Жо. Процедура оказалась особенно мучительной, поскольку присутствовал его отец, высокий седой добродушного вида работяга, напуганный окружившей его толпой — все какие-то важные персоны.