|
Я знаю, что говорю, потому и сказал тебе об этом. Взгляни-ка на мою физиономию. Уж, наверное, не разбрасывая розовые лепестки по случаю праздника «тела господня» я ее оформил таким образом, а?
Я улыбнулся. — Да уж наверное… — Я тоже, Боб, не хотел уходить. Мне тоже казалось, что у меня есть еще два года… Каждый думает, что у него есть впереди еще два года… А потом, однажды вечером, ты понимаешь, вдруг понимаешь, что на самом деле на два года опоздал, улавливаешь? — Именно это и происходит со мной? — Нет, что касается тебя, ты просто вышел на финишную прямую, но постарайся вовремя завершить дистанцию… Если б я был твоим менеджером, я б устроил еще парочку матчей ради денег, чтоб побольше подзаработать, и вернул бы тебе свободу… Такое совпадение с точкой зрения Бодони меня поразило. — Ах так?! — Да, Боб. Потому что очень скоро начнутся передряги… Ты и понять не успеешь, что с тобой происходит, как в голове зазвенят колокольчики… Послушай, а насчет славы я тебе скажу… В свое время мое имя вовсю красовалось на всех газетных страницах… Это, конечно, приятно, но длится недолго. В любом случае, Боб, про тебя быстро забудут. Но только если ты заартачишься, если захочешь пройти весь путь под гору, тогда никто и не вспомнит, что ты был королем на ринге. Тебя будут считать жалкой тряпкой, понимаешь? Теперь тебе надо устроиться, обзавестись делом… В сущности, бокс — не профессия. Это вроде как золотоносная жила: если кулаки у тебя что надо, докопаешься до самородков, а если нет — окажется пустой. Найдешь самородки — мы-то с тобой до них докопались — собирай и заводи дело… Опять он о том же. У меня было впечатление, что он, пожалуй, куда больше гордится своим солидным кафе, чем бывшим званием чемпиона. Мы, боксеры, — выходцы из простого народа. Благородное Искусство — искусство пролетариев. Другие там занимаются греблей, верховой ездой или теннисом… Несмотря на наши имена, написанные огненными буквами, несмотря на восторженные крики толпы, мы всю жизнь сохраняем уважение к первостепенным ценностям, таким, как торговый капитал. Расстаться с боксом! Все бросить! Завести дело! Словно со мной заговорили вдруг на незнакомом языке! Я догадывался, что разговоры ведутся не только в кругу моих близких. И зрители должно быть, поговаривают о том же… Боб Тражо выдыхается… Боб Тражо уже не тот, что прежде… В некотором смысле пресса была ко мне великодушна. Разумеется, встречались выражения вроде «менее убедительно», «более осторожный, чем обычно» и т. д. Итак, я могу не раздумывая довериться Бодони до конца. — Скажи-ка, Жереми, ты знаешь Петручи? Он с серьезным видом кивнул. — Факт, я видел, как он выиграл у Пепе Испанца в начале года в Милане. Я был там из-за жены — она у меня итальянка… — Думаешь, мне стоит с ним встретиться?.. Входили люди, узнавая нас, подталкивали друг друга локтем и смотрели с почтением и восторгом. Жереми понизил голос. — Этого парня лучше не трогай — настоящий динамит! Таких резких ударов, как у него, я никогда не видел, Боб… — Знаю, мне говорили… — Да, но ты не можешь себе представить… Вот противник прижал его в угол, проводит сильнейшую серию. И вдруг, непонятно как, Петручи наносит удар правой в печень… И противник извивается на полу, как вытащенный из воды угорь… — Ладно, а теперь… Скажи мне… Жереми снял свои толстые смешные очки и протер стекла. — Эй, Боб, ты вроде как берешь у меня интервью, да еще непростое? — Тебе это неприятно? — Вовсе нет, но ты, по-моему, сегодня какой-то странный. |
