Остается сказать несколько слов об иллюстрации этой книги, которую я не мог обеспечить полностью собственными снимками и рисунками.

Во время путешествия я имел фотоаппарат и ограниченный запас пластинок и пленок, купленных в Пекине: надо было экономить и я снимал преимущественно только интересные для геолога виды гор, утесов, оазисов, песков и т. п., поэтому пришлось в дополнение к моим снимкам позаимствовать иллюстрации из сочинений других путешественников. Из третьего путешествия Пржевальского взяты рис. 3, 8, 42, 62, 65, 67, 68, 71; из книги Козлова "Монголия и Кам"— рис. 69, 76, 91; из сочинения Потанина—рис. 79, из французского издания путешествия Пясецкого — рис. 13, 33, 47, 53; из альбома " Scenes in Peking "— рис. 14, 20, 21, 28; из сочинения А. Фавье " Peking " 1897 г.— рис. 11, 1719, 2225, 29, 30, 51, 55, 5759 и из журнала Nat. Geogr. Magazine, 1938 г. — рис. 6 и 83. Отмечу, что рисунки, взятые из сочинения Фавье, большею частью выполнены китайским художником.

Глава первая. Восточная Монголия. Oт Иркутска до Урги

Выезд из Иркутска. Вид Байкала. Шаманский камень. На пароходе. Через Хамардабан. Станция на перевале. Боргойская степь. Троицкосавск. Слобода чаеторговцев. Жизнь и нравы Кяхты. Сборы в путь. Первый ночлег. Горы и долины Монголии. Обо. Степное топливо. Устройство монгольской юрты. Пища, одежда и занятия монголов.

Отправив семью в С. Петербург с караваном, который два раза в год, летом и зимой, доставлял на монетный двор золото, добытое на приисках Вост. Сибири и переплавленное в слитки в Иркутской лаборатории, я выехал вечером 1/13 сентября из Иркутска на почтовых лошадях. Собственный экипаж избавлял от перегрузки на каждой станции, где только меняли лошадей, я мог спать спокойно и не торопил ямщика, так как только к утру нужно было попасть в Лиственичное к отходу парохода через оз. Байкал, и времени для проезда 66 верст в течение ночи было достаточно.

Утренний холодок, тянувший с озера, разбудил меня на рассвете, когда мы подъезжали к пристани, расположенной у выхода р. Ангары из Байкала. Здесь, в цепи лесистых гор, протянувшейся на 600 км вдоль западного берега этого величественного горного озера, глубокий прорыв создал сток его в виде большой реки. В этот прорыв вода стремится с разных сторон, словно в воронку. Среди прорыва тянется сотни на две метров гряда подводных камней, часть которых выступает над водой; самый высокий из них выдается на два метра, имеет 15 м в окружности и состоит из белого мрамора. Он носит название Шаманского камня, потому что, по верованию бурятских шаманов, является местом пребывания непобедимого белого божества Эмниксаганноин, которому на Камне в старину приносили жертвы. На камне в особых случаях бурят приводили к присяге. Но бурят давно нет по близости, а русские жители Иркутска, искажая шаманское предание, уверяли, что судьба города зависит от этого камня, который будто бы удерживает воду Байкала.

Когда он будет размыт — вода хлынет огромным потоком в Ангару и смоет город.

Это, конечно, вздор, так как размеры не только камня, но всей гряды слишком незначительны сравнительно с массой воды, стекающей из озера в Ангару. Гряду можно взорвать без ущерба для города и с пользой для судоходства.

По поводу Шаманского камня и его значения я поспорил с ямщиком, пока он выпрягал лошадей у пристани в ожидании впуска на пароход, уже разводивший пары. Но вот открыли сходни, матросы подхватили мой тарантас и вкатили его на палубу. Немногочисленные пассажиры разместились на палубе и в общей каюте; я остался у своего экипажа, так как багаж — мое экспедиционное имущество — из него не выгружали. После третьего свистка убрали сходни, отпустили причалы, и пароход направился через озеро к пристани Мысовой. Солнце только что взошло. Позади, в легком утреннем тумане, темнел берег с длинным рядом домиков Лиственичного; над ними поднимались несколькими волнистыми уступами плоские горы, покрытые темным хвойным лесом.