А как сына родила, поубавилось раздоров этих. Дома сын ждет, а тут, как посмотришь вниз, увидишь, что висишь над пустым, а внизу твердое, — страшно станет, — какие ж тут раздоры. Я даже и вниз смотреть не хочу. Вы и меня что-то настроили на такой, не полетный лад. Нельзя это.
Начальник посмотрел вниз. «Да-а. Рааз… и все интриги. Страшно. Вон какое колесо здоровое в пустоте, над пустотой висит».
— Как-то перед полетом назвала командира дураком, а потом вот так же вниз посмотрела и пожалела. И сразу мысли полетели, что кому-то сто рублей должна, пора отдавать, и что сына хотела застраховать, не сделала… Ну вас, профессор, это тоска ваша на меня подействовала. Вон уже аэропорт. Прилетели почти. Слава богу.
— А хотите, я вам на память о хирурге-профессоре напишу стишок?
— Сами?
— Сам.
— Ха-ха-ха. Напишите.
— Что смеетесь?
— Сейчас приземляемся.
— Вот и хорошо. Посидим чуть — я напишу, а в голове он уже готов.
— Чудно. Сели. Порядок. Пишите.
Начальник стал писать, а она что-то делала с отдельными частями своего пульта.
— Нет, не буду, ладно. Будьте счастливы, небесный волк. Может, когда на каком-нибудь следующем вылете встретимся! — И он выпрыгнул из кабины и побежал.
— Чудной какой-то мужик. Больной какой-то.
СПАСИТЕЛЬ-II
— Кровотечение! — Начальник аж покраснел. — Откуда?
— Неясно. Вроде бы язвенное, но раньше никогда не болел.
— Когда началось?
— С ночи.
— Какого ж рожна не сказали ничего?!
— На конференции доложили…
— Ну вот! Видите! Я ж говорил — после конференции немедленно все мне доложить. Вот вам ваши порядочки, товарищи начальнички! Я узнаю последний! Что делали больному?
— Уже все. И переливали все, и гемостатики, и лед.
— Лед, лед! Сильнее кошки зверя нет.
Начальник стал считать пульс и ушел от всех: он держал за руку и, по-видимому, думал про себя, а не считал удары. Опять покраснел.
— Что делать будем?
— Уже все начали, все делаем.
— Но кровь-то льет! Кровотечение продолжается. Гемоглобин?
— Сорок восемь.
Непонятно было, почему Начальник так злится по такому банальному случаю. Впрочем, никто из его помощников никогда не мог определить причину постоянства или изменчивости его настроений. Один из них как-то ему сказал: «Вы соскучиться не дадите. Никогда не знаешь, по какому поводу и как, и за что вы стукнете по голове. Только подумаешь, что все правильно сделал, и вдруг — раз! — опять в дальний от вратаря угол». Начальник тогда тоже засмеялся: «А я нарочно. Вижу, начинаете привыкать, — срочно меняю тактику. Вас держать надо в постоянной мобилизационной готовности». И все тоже засмеялись. Так и привыкли, что настроение его и их повороты лучше не анализировать. Да и действительно, это только мешает хорошим деловым отношениям.
— Кровотечение-то продолжается. Меры ваши — пшик! — Больной лежал, казалось, безучастно. — Начальник накинулся на лечащего врача:
— У вас тяжелый больной, а вы сидите в коридоре, пишете эти никому не нужные истории болезни. Ваше место здесь!
Больной оживился. Помощники заволновались. Один из них шепнул, стоя за спиной Начальника:
— Тшш. Больной слышит.
— Вы что, с улицы пришли? Что за шип?! И не подсказывайте мне. Я сам знаю, что надо говорить и когда! Страна должна знать своих героев. |