— Но…

— Пройдемте, миссис Стюарт, — проговорила полицейская дама, волоча за собой Кари сквозь толпу. Ошарашенная всеми событиями сегодняшнего утра, сбитая с толку тем, что услышала от Марка, она даже не сообразила, что ее тащат в тюремную камеру.

— Когда я узнала, что вас должны привезти сюда, я позвонила своему мужу, — сказала матрона. — Не могу поверить, что вижу вас, и — где! В тюрьме.

По телу Кари побежали мурашки. Она обхватила себя руками.

— Да, жаль, что нам довелось встретиться при таких печальных обстоятельствах. — Она слабо улыбнулась своей сопровождающей.

Матрона с осуждением покачала головой:

— Как же так можно! Запереть в камере такую женщину, как вы, в то время как преступники разгуливают на свободе.

— Вы не виноваты, — ответила Кари.

Что же это она делает! Успокаивает собственных тюремщиков? Кари почувствовала, что вот-вот расхохочется. «Неужели у меня начинается истерика?» — подумала она и подавила готовый было вырваться нервный смех. Все многочисленные камеры, которые они проходили одну за другой, были пусты.

— Нет, не в этом ряду. От окружного прокурора поступило указание устроить вас вот здесь.

— Понимаю, — откликнулась Кари. На самом деле она не понимала ровным счетом ничего.

Сопровождающая широко распахнула дверь одной из камер.

— Здесь даже окно есть, — дружелюбным тоном заметила она. — Если вам что-нибудь понадобится, зовите меня.

— Большое спасибо, — ответила Кари и в ту же секунду поняла, как нелепо это прозвучало в данной ситуации.

Полицейская матрона закрыла дверь камеры, и Кари вздрогнула, когда раздалось металлическое громыхание. Лязганье запираемого замка было самым страшным звуком, который ей когда-либо доводилось слышать. Этот звук пронизал ее насквозь. Ну как тут не сойти с ума!

— Не могли бы вы дать мне свой автограф, когда вас будут освобождать? — спросила полицейская дама, задержавшись по ту сторону решетки.

— Разумеется, — стуча зубами, ответила Кари.

— И напишите что-нибудь для Гесса. Это сразит его наповал.

— Хорошо.

— Я буду на посту. Зовите в случае чего.

Ее негромкие шаги замерли в глубине коридора, и Кари осталась в одиночестве. В камере были койка, табурет, умывальник и стенной шкаф. В камере было чисто, и выглядела она недавно отремонтированной. Однако Кари было одиноко. И холодно.

Вся дрожа, она легла на койку и натянула на себя простыню. Что бы подумал об этом ее отец? А Томас? Он был бы в ужасе. Перевернувшись на бок, Кари подтянула ноги к груди и заплакала.

— Она уже давно не девочка. Она — женщина, Пинки. Она страдает за то, во что верит, и сама приняла это решение. Ты ничего не смог бы сделать для нее даже в том случае, если бы Кари разрешила тебе это, а она не разрешит.

— Я знаю, знаю, — неуверенно пробормотал он и сделал глоток. — И почему только она так упряма!

— Потому что чувствует свою правоту.

— Да и я это чувствую. И руководство тоже целиком на ее стороне. Сегодня я первым делом поставил в известность о случившемся адвоката нашей телекомпании. Он мог бы вытащить ее из тюрьмы за несколько часов, так нет же! — Пинки грохнул донышком стакана об стол. — Эта упрямая дура использовала единственный положенный ей по закону телефонный звонок, чтобы позвонить мне и потребовать от меня ничего не предпринимать до завтрашнего дня.

— Она объяснила тебе, почему?

— Несла всякую белиберду, но я полагаю, дело тут в другом: она, видимо, хочет показать своему информатору, на какие жертвы готова пойти, чтобы защитить его.