Харуки Мураками. От первого лица
К каменной подушке
Хотел бы рассказать вам об одной женщине, но при этом совсем ничего о ней не знаю: ни как ее зовут, ни как она выглядит. Хоть убейте, не вспомню. Наверняка она – тоже.
Мне, второкурснику, тогда еще не исполнилось и двадцати. Она выглядела лет на двадцать пять. Мы подрабатывали какое то время в одном ресторане, случайно провели вместе одну единственную ночь и с тех пор не виделись.
В свои девятнадцать я толком не разбирался в собственных чувствах и, само собой, понятия не имел, что́ может твориться на сердце у других. Но тем не менее считал, будто догадываюсь, отчего мы радуемся или грустим. Вот только клубок таких чувств пока распутать не мог, а это часто не давало мне покоя и лишний раз напоминало о моей собственной беспомощности…
Но я все равно хочу о ней рассказать.
Я знал, что она серьезно увлекается поэзией танка и даже выпустила сборник стихов. Звучит солидно – «сборник», да только его страницы в простенькой обложке сшиты были чуть ли не бечевкой от воздушного змея. Даже не самиздат – самоделка. Но отдельные строки запали мне в душу. Стихи почти все – о любви между мужчиной и женщиной, а еще о смерти. Как бы в знак того, что любовь и смерть неразделимы.
Неужели мы
С тобою так далеки,
Что до тебя мне
Добираться транзитом
Только через Юпитер?
Приложив ухо
К каменной подушке, я
Хорошо слышу
Тишину – так совсем не
Шумит бегущая кровь
– Знаешь, кончая, я могу кричать имя другого человека. Ты не против? – спросила она. Мы голышом лежали под одеялом.
– Наверное, нет, – ответил я, хоть и не был уверен. Зачем мне возражать по такому пустяку, это же просто имя. Что с того?
– Может, я буду орать во всю глотку.
– А вот этого не стоит, – поспешно ответил я. Стены в деревянном доме, где я снимал квартиру, были тонкими и хрупкими – чем то похожи на вафли, которые я любил в детстве. Час стоял поздний, закричи она громко – услышат все мои соседи.
– Ладно, тогда я зажму в зубах полотенце, – сказала она.
Я принес из закутка умывальника полотенце поновей и поприличней и положил рядом с подушкой.
– Такое годится?
Точно лошадь, примеряющая новое грызло, она попробовала несколько раз прикусить полотенце. И кивнула: сойдет.
Я особо ее не хотел да и ей вряд ли был нужен. Так, случайная связь. Пару недель мы проработали в одном заведении, но поболтать с ней толком никак не удавалось – разве что мимоходом. Той зимой я мыл посуду и помогал на кухне в итальянском ресторане на Ёцуя, недалеко от университета. А она была официанткой. Почти все, кто там подрабатывал, были студентами, а она нет. Возможно, поэтому, как мне казалось, и держалась наособицу.
В середине декабря она увольнялась, и однажды после работы несколько человек из наших отправились в идзакаю по соседству . Меня тоже позвали. Вряд ли затевалась прощальная вечеринка: примерно час мы просто пили пиво, слегка закусывали и дружески болтали. Тогда я и узнал, что до ресторана ей пришлось поработать в небольшой конторе по найму жилья, потом в книжном магазине. Она призналась, что нигде не сходилась характерами с начальством. В ресторане обошлось без размолвок, но тут слишком мало платят, вот и приходится подыскивать новое место.
– Чем собираешься заняться? – поинтересовался кто то.
– Без разницы, – ответила она, почесывая возле носа. (Там, будто созвездие, ютились две маленькие родинки.) – Все равно вряд ли подвернется что нибудь приличное.
Я тогда снимал квартиру в районе Асагая, она – в Коганэи , поэтому с Ёцуи нам было по пути. В вагоне мы сидели рядышком. Двенадцатый час, ночи уже холодные – порывами дул осенний ветер. Оглянуться не успели, а уже пора носить перчатки и шарфы. |
