Харуки Мураками. Ускользающая метафораУбийство Командора – 2
33 То, что на виду, мне нравится примерно так же, как и то, что скрыто
Воскресенье тоже выдалось ясным, ветра почти не было. В лучах осеннего солнца переливалась листва самых разных оттенков. Расположившись на террасе, я наблюдал, как белогрудые птички, порхая с ветки на ветку, проворно клевали красные плоды. Красота природы беспристрастна и одинаково доступна как богатым, так и беднякам. То же и с временем. Хотя нет. Время – это нечто иное. Его богатеи приобретают за деньги, с запасом. Ровно в десять, взобравшись по склону, перед домом возникла ярко-синяя «тоёта приус». На сей раз Сёко Акигава была в узких бледно-зеленых брючках из хлопка и бежевой обтягивающей водолазке. На шее поблескивала золотая цепочка. Прическа, как и прежде, – почти идеальная. Когда волосы покачивались, из-под них выглядывал затылок. Сегодня Сёко оставила прежнюю дамскую сумочку дома и взяла замшевую, с ремнем через плечо, на ногах – коричневые парусиновые туфли. Вся одежда простая, но наряд продуман до мелочей. Грудь у нее и впрямь красивая. Ее племянница сказала бы – «без подкладок». Можно сказать, бюст ее меня пленил – исключительно в эстетическом смысле. А вот Мариэ Акигава сегодня выглядела совсем иначе, повседневно – в потертых голубых джинсах и белых кедах «Конверс». На джинсах местами зияли дыры, разумеется – нарочно проделанные с превеликой осторожностью. Сверху же на ней была плотная клетчатая рубаха – обычно такие носят лесорубы, а на плечи накинута тонкая серая ветровка. Бугорков груди по-прежнему не наблюдалось, а на лице – прежняя кислая мина. Как у кошки, у которой отобрали миску с едой, едва она принялась за еду. Как и в прошлый раз, я заварил черный чай и принес его в гостиную. Затем показал гостьям три эскиза, которые набросал на прошлой неделе. Сёко Акигаве, похоже, они понравились. – Какой ни возьми, Мариэ выглядит естественней, чем даже на фотографии. Прямо как живая. – Это… можно взять? – спросила у меня Мариэ Акигава. – Конечно, – ответил я. – Когда картина будет готова. Пока же эскиз может мне пригодиться. – Как ты себя ведешь?.. – укоризненно сказала племяннице тетушка и обратилась ко мне: – Что, действительно можно? – обеспокоенно спросила она. – Не имеет значения. Завершу портрет – и они мне не нужны. – Значит, какой-то вы используете для наброска? – спросила Мариэ. Я покачал головой: – Ни один не стану. Эти эскизы я сделал лишь для того, чтобы нащупать твой объемный образ. На холсте же я буду писать другую тебя. – Выходит, образ уже сложился у вас в голове? Я опять покачал головой: – Нет еще. Мы с тобой будем создавать его вместе. – Нащупывать меня объемно? – уточнила Мариэ. – Именно, – ответил я. – Материально холст – поверхность плоская. А портрет нужно писать в объеме, понимаешь? Мариэ нахмурилась. Мельком взглянув на обтянутую водолазкой грудь тети, она перевела взгляд на меня, и я предположил, что при слове «объемный» она, вероятно, задумалась о форме собственной груди. – Как удается так умело рисовать? – Ты про эскиз? – И про эскиз, и про кроки на занятиях. – Практика. Рисуя, постепенно набиваешь руку. – Но ведь немало и тех, у кого так не получается, сколько б ни рисовали. Она была права. Сколько моих сокурсников практиковались – но рисовать так и не научились. |
