– Значит, решено, – подал голос хранитель корабля. – Вы без обиды, гнева и печали отпускаете своего сына искать Остров...

Муж посмотрел на меня.

– Вика, мы все правильно делаем? – спросил он для очистки совести.

– Белинский, не смеши меня. Когда это мы с тобой хоть что‑нибудь делали правильно?! – не давая слезам разлиться второй Атлантикой, улыбнулась я.

Яська, паршивец мелкий, ввинтился между нами и принялся обнимать.

– Ну... – хранитель корабля поднялся из‑за стола. – Пора в дорогу?

Он посмотрел на Яську. Однако встретился с моим взглядом и, не выдержав его, опустил глаза.

– Пусть будет по‑вашему, – сказал он.

А что? Я разве многого хотела?

Только того, чтобы Ярослав пробыл вместе с нами в Одессе оставшуюся неделю. Уж неделю‑то поиски Острова могут подождать!

... И эти семь дней мы провели так, чтобы запомнить их надолго.

Мы втроем гуляли по Одессе, смотрели гастроли петербургского балета в театре, напоминавшем изнутри расшитый золотым бисером алый бархатный кошелек... Купались в прогретом солнцем море, фотографировались с пляжными обезьянками и резиновыми крокодилами, кормили с рук хитрых и поджарых лиманских чаек... Потом были торжества по случаю спуска на воду теплохода «Авдей Белинский», Яська излазил этот новенький туристический теплоход от капитанской рубки до последнего гальюна и пришел в полный восторг.

Словом, нам было весело.

И каждый старался не показывать, как на самом деле ему тоскливо и боязно.

Хотя Яська вряд ли тосковал и боялся. Он по характеру – вылитый отец, уже душой был там, среди рваных парусов «Летучего Голландца». И нам оставалось только смириться с этим.

Ночь отплытия выдалась лунной и почти безветренной. Мы в компании одесских морских душ шли по пляжу, галька шуршала под ногами, маленькие пенистые волны коварно старались залить сандалии... Григорий и Константин веселили Славку анекдотами, боцман Бецман, отмахиваясь от своего попугая, рассказывал мужу, как лечить ревматизм при помощи вытяжки чертополоха... Вежливый Сурикян вызвался нести сумку с Яськиными вещами (в последний момент я ухитрилась засунуть туда срочно купленные в универмаге теплые ботинки, брюки и свитер, хотя сын клялся, что в южных широтах это ему не понадобится). А скелет в ермолке ласково утешал меня:

– Мадам, не беспокойтесь за вашего мальчика! Он родился под счастливой звездой...

– Он родился под кометой Хиякутаки...

– Ох, мадам, не надрывайте свое сердце. Я последовала разумному совету, стиснула свою тоску в кулаке и сосредоточилась на материнских наставлениях:

– Не забывай каждый день чистить зубы! Мой руки перед едой и после посещения туалета!

– Не сквернословь, веди себя прилично и аккуратно обращайся со своей одеждой! Думаешь, если это корабль‑призрак, так уже можно ходить страшным, как вокзальный бомж?!

– Ни в коем случае не пей рома! И вообще никаких напитков крепче молока! Яська, ты слышал, что я сказала?!

– Если ты там станешь курить, я об этом узнаю. Не ручаюсь за последствия.

– Надеюсь, ты понимаешь, что, сойдя на берег в каком‑нибудь порту (а вдруг!), ты должен провести свой досуг в библиотеке, а не в баре или борделе... Что такое бордель?.. Это такое место, что‑то вроде стоматологической клиники. Ну вот, теперь я спокойна: туда ты ни за что не пойдешь.

– Не вздумай носиться по вантам, лазить на марсовую площадку и кататься на якоре. Ты капитан? Вот и веди себя соответственно.

– Если на корабле вспыхнет бунт, начинай громко, плавно и размеренно (как я тебя учила) читать «Илиаду». На греческом, конечно! Это сработает лучше, чем пушки.

– Ни в коем случае.