|
Наверное, потому, что разливавший вино оруженосец ничего не успел съесть, а вот выпить несколько бокалов ему пришлось. Появился папаша Эркюль с подсвечником и доложил, что спальни приготовлены. Лестница уютно поскрипывала под ногами, в доме пахло дымком и яблоками. Трактирщик распахнул двери: – Это лучшая комната, монсеньер. Молодой господин будет спать в комнате справа. – Спасибо, любезный. Принесите ужин для молодого господина, а мне – вина и можете быть свободны. – Если я понадоблюсь, то только позвоните. – Разумеется. – Алва бросил мундир на стул: – Жарко… Садись, Дикон, в ногах правды нет. Впрочем, в чем она есть, никто не знает. Ричард с радостью рухнул в кресло. Голова немного кружилась, а радость отчего-то уступила место грусти. Папаша Эркюль притащил гору холодного мяса, сыр, хлеб и два кувшина кэналлийского, подхватил очередной тал и ушел, с обожанием глядя на Проэмперадора. Рокэ усмехнулся, плеснул себе вина, но пить не стал, а присоединился к жевавшему оленину Дику. Они ужинали молча, потом так же молча выпили. Вино Дику понравилось, хотя вряд ли оно удовлетворяло вкусам герцога. – Эр Рокэ… – Да? – Эр Рокэ, а почему вы сказали, что я сбил эту штуку? – Потому что ты ее сбил. – Не я, а вы, – выпивка придала Дику упрямства, – это неправильно! – Все правильно, Дикон, – очень серьезно сказал Рокэ Алва, – дело не в этом дурацком шаре, никак не могу вспомнить, как он называется, а в том, что ты именно тогда стал воином. Тут ошибиться невозможно, так что награду ты заслужил. – Но, – начал Дик и запнулся. – У тебя еще будут сражения, за которые тебе никто не скажет спасибо, – Алва улыбнулся, но как-то невесело, – и тогда ты вспомнишь Дараму и свою первую награду. И станет чуточку легче. – Я… Я вас не подведу. – Не думаю, что наши кони будут долго идти рядом, Ричард Окделл. – Ворон потянулся за кувшином. – Тебе понравилась вывеска папаши Эркюля? Вывеска? Ричард не сразу вспомнил, что на ней было Ах да, девушка в окне. – Очень понравилась… – Фрамбуа – один из двенадцати городов, оспаривающих право на святую Октавию. Я имею в виду олларианскую святую и мою прапрапрабабку. Эсператисты считают ее шлюхой и винят во всех смертных грехах, но двое мужчин, превративших Талигойю в Талиг, на нее и в самом деле молились… Странно, трактирный мазила нарисовал ее такой, какой она была в ранней юности. Вряд ли он видел портрет, скорее всего, как-то догадался… Значит, это Октавия! Жена Франциска Первого Оллара, умершая в родах и причисленная по приказу короля к лику святых. Эсператистская церковь была поражена подобным святотатством, но узурпатору до Агариса не было дела. Ричард припомнил нежное девичье лицо, огромные широко распахнутые глаза, переброшенную через плечо косу. Олларианцы не отрицали, что, прежде чем стать королевой, Октавия была герцогиней Алва, но и не говорили об этом. В житии не было лжи, но при чтении его складывалось впечатление, что Франциск женился не на молодой вдове с ребенком, а на непорочной деве. От матушки и надорского священника Ричард знал, как было на самом деле: Рамиро Алва был помолвлен с племянницей маршала Эктора, но встретил в трактире безродную блудницу, которая его околдовала. Будущий предатель нарушил слово Чести и женился на трактирной девке. Именно Октавия толкнула Рамиро на предательство, а когда изменник пал от руки Алана святого, поймала в свои сети марагонца и взошла на трон. |
