— Если только кто-нибудь не пристрелит тебя на пути к виселице. Ты отлично сознавал грозящую тебе опасность, когда решил вернуться сюда. Зачем тебе это понадобилось? Почему ты уехал из Бостона? Газеты Севера наперебой прославляют твои подвиги. Я не в силах упомнить всех имен, которыми они тебя окрестили. Освободитель. Избавитель. Спаситель чернокожих рабов. Последнее прозвище грешит многословием. Чернокожий раб. Разве может невольник быть белым? По праву рождения мы занимаем другое положение в обществе.

Грэм промолчал. Брат слишком откровенно провоцировал его на ответную грубость, поэтому на его слова не стоило обращать внимания.

Впрочем, он верил тому, что говорил. Гаррет Грэм знал: брат убежден в своей правоте. Именно таких взглядов придерживались в «Бью-Риваж» и на всем рабовладельческом Юге.

— Какое же имечко присвоили тебе освобожденные тобой рабы? — Видя, что Грэм пропустил его вопрос мимо ушей, Гаррет продолжал:

— Сокольничий. Кажется, так я и читал. Да, именно так.

— Возможно, ты не ошибся.

— Нет, не ошибся. Скажи-ка, Грэм: Битей, Генри, Старый Джек, Эви, Малыш Уинстон… — Гаррет перечислил имена лишь некоторых рабов, бежавших из «Быо-Риваж». — Это ты помог им скрыться через «Подземку»?

— Да. — Заметив удивление брата, Грэм спросил:

— Не ждал, что я признаюсь?

— Твоя самонадеянность по-прежнему превосходит твой ум.

— Ты всегда недооценивал меня.

— Я недооценивал только силу твоего характера, Грэм. И пожалуй, еще твою преданность. Мне казалось, тебе на все наплевать. Ты никогда не был так верен семье, как чернокожим. До чего же ты нас всех ненавидишь, — задумчиво добавил он и, не дав Грэму времени подтвердить или опровергнуть свои слова, продолжал:

— Разумеется, беглецы из «Бью-Риваж» составляют лишь ничтожную часть освобожденных тобою. Если верить газетам, ты приложил руку к побегу более двухсот невольников из всех южных штатов.

— Мои подвиги сильно преувеличены. Их от силы сотня. По самым смелым оценкам — сто пятьдесят.

— По-твоему, это забавно? Ты смеешься над всеми, кто живет в «Бью-Риваж».

— Это не так, Гаррет. Вряд ли мне удастся разубедить тебя, но ты ошибаешься.

Гаррет едва сдержал гнев. Да и то напомнив себе, что деятельность Грэма ничего ему не принесла. Сколь бы благородными ни считали его поступки аболиционисты Севера и немногочисленные сочувствующие Юга, он восстановил против себя всех прочих. В обеих Каролинах и особенно в Чарлстоне дурная слава Сокольничего, самого ненавидимого «кондуктора» «Подземной железной дороги», превратила Грэма в отверженного.

Гаррет ничуть не сожалел о том, что случилось, и даже не находил нужным притворяться. Грэм лишился прав наследника «Бью-Риваж», порвав с родными в самой оскорбительной манере и тем самым подведя к тому, чего не давали осторожные настойчивые попытки Гаррета вытеснить его из семейных предприятий и лишить богатства.

Однако Гаррету не давал покоя вопрос о чести и достоинстве семьи.

— Ты так и не извинился за то, что навлек на нас несчастья и позор.

— Нет, не извинился. Но я бы хотел, чтобы ты передал весточку бабушке. — Увидев, как Гаррет кривит губы, Грэм понял, что вряд ли брат исполнит его просьбу. И все же он должен был сказать эти слова. Хотя бы для того, чтобы вернуть себе душевный покой. — Передай ей, что я действовал по убеждению. Точно так же, как вели себя все Денисоны до меня… — он многозначительно посмотрел на брата, — …и после.