Как бы там ни было, Кира была уверена: эти четырнадцать суток, проведенных в грязном, душном, пропитанном пóтом, хирреанской травкой и нечистотами транспортировщике, были непомерной платой за ее мелкий проступок. Особенно ржавые стены грузового отсека, в котором их везли, будто скот.

Это был ее первый полет за пределы Земли. Две недели сущего ада. Пятьдесят немытых женских тел, которые спят, едят и справляют нужду в одном месте. Натужный скрежет проржавевшего, давно списанного корабля, который того и гляди развалится. Звон кандалов. Хриплая ругань. Бессвязное бормотание.

Кира провела все это время, забившись в угол и прижавшись спиной к шершавой обшивке. Выползала оттуда только чтобы забрать свою порцию пайка, да посетить отхожее место, которое представляло собой дырку в полу. А когда единственная тусклая лампочка под потолком отключалась и наступала «условная ночь», она сворачивалась калачиком в своем углу, но не спала. Спать здесь было опасно.

Еще в первую ночь, часа через два после того, как отключили свет, она проснулась от странного ощущения. Вокруг царила кромешная темнота, наполненная хриплым дыханием и тяжкими вздохами. И в этой тьме чьи-то руки торопливо шарили по ее ногам, оставляя на коже грязные, липкие отпечатки.

Кем бы ни был непрошеный гость, от него исходил резкий запах дешевого алкоголя, и он явно пришел не для светской беседы.

Кира не двигалась. Почти не дышала.

Ей уже не раз приходилось защищать свою честь в тюремных застенках. Тщедушная фигурка девушки и невинное личико буквально притягивали к себе любителей легкой добычи. Но четыре месяца за решеткой в ожидании приговора ее многому научили. Особенно - выжидать удобный момент, чтобы ударить.

Когда глаза привыкли к темноте, она смогла рассмотреть грузное мужское тело, согнувшееся над ней. Медленно, стараясь не издать ни единого звука, девушка начала подтягивать к себе цепь, которой были скреплены ее наручники и ножные «браслеты».

Ей пришлось укусить себя за щеку, чтобы не закричать, когда мужчина, сопя и причмокивая губами, задрал подол ее робы. А потом он замешкался, пытаясь стянуть с нее широченные тюремные брюки, державшиеся на резинке...

Секундная заминка - и Кира рванула вперед. Подскочила, как выпущенная пружина, набрасывая на шею насильнику тяжелую цепь и, не мешкая, стянула ее со всей силы. Мышцы на ее худеньких, тонких руках натянулись, будто веревки.

В ответ раздался полузадушенный хрип.

Мужчина мгновенно отпрянул. И Кира, увлекаемая цепью, кубарем покатилась за ним, отбивая бока о металлический настил.

Грохот поднялся такой, что не проснулся бы только мертвый. Со всех сторон послышались вопли разбуженных женщин: злобные, полные ненависти и раздражения.

- Задрали уже! Дайте поспать!

- Вас что, трахаться по-тихому не учили?

- Пасти позатыкайте!

Кто-то включил фонарик, и белый с голубоватым оттенком луч осветил взбудораженное женское стадо.

Кира съежилась на полу, инстинктивно принимая защитную позу. Теперь, если будут бить, по крайней мере ничего жизненно-важного не отобьют. Лучше сдохнуть в расцвете сил, чем жить инвалидом.

Несколько женщин склонились над ней. Все они выглядели лет на десять старше ее: широкобедрые, грудастые, с несвежими, мятыми лицами, носящими следы перманентного макияжа. Кира определила их как стареющих проституток.

- А, это ты, малахольная? - с нескрываемым пренебрежением пробормотала одна, поднося фонарик поближе. Крашеная брюнетка с мушкой над верхней губой и выщипанными в тонкие ниточки бровями. - Чего блажишь? Совсем мозги растрясла?

Кира только гулко сглотнула, зажмуриваясь от яркого света, бьющего прямо в глаза.