Ничего, я держался столько, сколько мне позволили. Теперь война продолжалась дальше, но без меня. И это была уже заметно другая война, к чему я тоже приложил руку. Со времени падения Флюванны три года назад наша старая Империя вела оборонительную войну — грозная, но лишенная сил. Наши приготовления на Гонторе и рейд на От'нар изменили это. Теперь мы не только оборонялись, но и впервые с начала войны готовились к наступательным действиям. И первое такое наступление, вторжение на Флюванну с Гонтора — операция «Сапфир», — должно было начаться ровно через три стандартные недели. Отсчет времени до его начала уже пошел.

И приближение этого уже ощущалось по всей галактике. Провал попыток Ла-Карна развязать новую агрессию против флювийских планет — и наши приготовления к освобождению той их части, что Торонд захватил раньше — заставил верховное командование Лиги «временно» перебросить на оккупированную Флюванну войска и технику с других фронтов. Что ж, это не прошло облачникам даром: ослабив свои позиции на содескийских планетах, они начали отступать под давлением наших друзей, медведей с Содески, и, похоже, этот процесс принял уже необратимый характер. А совсем скоро мы сами перейдем в наступление, открыв второй фронт, — а это будет означать начало конца для Трианского и его приспешников…

И все же для меня война закончилась. Я исполнял свои обязанности так хорошо, как мог — Не всегда идеально, но всегда на пределе сил и способностей. Ну и еще, я все-таки жив, тогда как многие из тех, кто не уступал мне опытом, но уступал везением, погибли. У меня были победы, но были и поражения, и раны свои я получал наравне с остальными. Что ж, этого оказалось недостаточно. Скоро меня принесут в жертву политике, деньгам и власти — те, за кого я дрался! Ну конечно, те, кого интересует истина, узнают, что произошло на самом деле. Но по большому счету расправа надо мной не более чем легкая рябь на воде. Мой процесс будет обсуждаться день или два в офицерских клубах по всей Империи, а потом о нем забудут на фоне событий галактической войны и грядущего триумфа над Лигой. Но что бы ни готовила мне судьба, я знал, что всегда буду гордиться тем, что я сделал для приближения этой победы… и тем, что мне довелось служить с людьми Имперского Флота.

Эпилог

Я сидел рядом с Джимом Пейном в кресле второго пилота его «327-го», выруливавшего по каналам подземного ангара Аталанты к открытым воротам и ожидавшему его за ними порту. По обе стороны канала выстроились, словно на смотр, «Звездные Огни» и «Василиски»… собственно, я подозреваю, что новый командующий базой и в самом деле учинил им смотр незадолго до нашего отлета. Экипажи и бригады обслуживания стояли шеренгами на причалах у своих судов и махали нам на прощание. За кормой — несмотря на все мои просьбы и даже приказы не делать из нашего отлета особого события — собралась на причале подземной стоянки целая толпа людей: Клавдия, Барбюс, Уильямс, Коттшелл, Ла-Салль, Томпкинс, Руссо и множество других, благодаря которым мое недолгое пребывание на Аталанте оказалось полным смысла (во всяком случае, с моей личной точки зрения). Этим утром, когда мы с Клавдией расставались в дверях маленькой комнатки, в которой мы провели нашу последнюю ночь, я не нашел слов прощания. И здесь, стоя у трапа, я просто помедлил, повернулся к притихшей толпе и молча вскинул руку в салюте, стиснув зубы, чтобы не дать обуревавшим меня эмоциям вырваться наружу и опозорить меня до конца моих дней. А потом я развернулся на пятках и деревянной походкой поднялся на борт.