Он остался с младшими детьми — на Леньку мать уже не надеялась.
Повязав голову платком, она впряглась в длинные санки и вышла со двора.
Под вечер Ленька и Генька, измученные лазанием по глубоким сугробам, голодные и злые, возвращались домой. К ночи крепкий мороз туго стянул землю. Дорога шла в гору. Голубые, накатанные санями колеи круто поднимались вверх и исчезали в лесу.
Шли молча. Генька чувствовал себя виноватым, но не сдавался, вертел головой и про каждую ямку в снегу говорил:
— Заяц сидел… его след!
Вдруг Генька увидел большое дупло в старом дубе.
— Вот откуда выслеживать надо! — обрадовался он. — Пойдем?
И, не дожидаясь ответа, шагнул в сугроб. Ленька, набирая полные валенки снега, полез за ним. Дупло было просторное, стенки его обуглились и пропахли дымом. У самого входа был кем-то сложен валежник. Мальчики присели на него.
— Тут один от волков прятался. Всю ночь костер жег, — сообщил Генька.
— Врешь все, — недоверчиво усмехнулся Ленька. — То зайцы, то волки… — Он вдруг прислушался. На дороге скрипел снег.
Генька выглянул и, легонько свистнув, попятился назад.
— Прячься! Прячься! Мамка твоя идет!
Ленька посмотрел на дорогу. Натянув на груди веревки, Пелагея, нагнувшись всем телом вперед, медленно волокла в гору санки с хворостом. Ноги ее скользили, платок съехал с головы, и влажные волосы покрылись инеем. Она часто останавливалась, с трудом переводя дыхание.
Ленька невольно рванулся к ней, но Генька крепо вцепился в его рукав:
— Дурак! Тебя же ругать будет! Она небось злая сейчас. Они все такие, матери-то. Чуть что потруднее, так сейчас злые делаются. И на нас нападают. Моя тоже такая.
Ленька опустил голову и слушал удаляющийся скрип полозьев. Скрип был неровный: то затихающий, то резкий. Леньке казалось, что он слышит трудное дыхание матери. От волнения он и сам дышал глубоко и тяжко.
«Не довезет… Слабая она…» — вертелось у него в голове. Но руки были опущены, онемевшие ноги не двигались.
И только когда фигура матери черной точкой исчезла в синих сумерках, он поднял голову и повернулся к Геньке:
— Пропади ты пропадом со всеми твоими зайцами! В последний раз я с тобой шатался!
* * *
Прошло несколько дней, Ленькино место в классе все еще пустовало. Это пустое место сразу бросалось в глаза Татьяне Андреевне, когда она входила в класс. Ее сердило и тревожило отсутствие ученика. Она припоминала свой разговор с Ленькой дома, потом — неприятное объяснение в классе. Одно как-то не вязалось с другим, и Татьяна Андреевна, пожимая плечами, грустно говорила себе: «Не понимаю». Было очевидно, что Ленька не хочет и боится с ней встретиться.
Она пробовала узнать что-нибудь от ребят, но и они говорили разное:
— Матери помогает…
— С Генькой шатается…
Татьяна Андреевна позвала к себе Егорку. Егорка ничего не знал. Он рассказал только про последнюю встречу с Ленькой, когда тот возвращался с неудачной охоты.
— И чего шатался? — простодушно сказал он. — Обмерз весь… Семья, говорит, большая. А сам с Генькой на зайцев ходит.
— На зайцев?
— Ну да! С ружьем ходит. Все ребята их видели!
Татьяна Андреевна задумчиво посмотрела на Егорку.
— Мне все это узнать надо.
— Я к нему не пойду, — насупился Егорка. — Я тогда про него сказал, он на меня злится теперь.
Татьяна Андреевна села на диванчик и вздохнула. Егорка тоже присел на кончик стула и поглядел на учительницу круглыми карими глазами.
— Ведь он не ходит в класс! — почти выкрикнула Татьяна Андреевна. На щеках ее вспыхнули красные пятна. |