Приведем еще один случай, заставивший императора вспомнить героев гоголевской пьесы и самого Гоголя. Николай очень любил быструю езду – сродни той, какую великий Гоголь обессмертил в выражении: «Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?» Однажды это пристрастие едва не обернулось для царя смертельной опасностью. Летом 1836 года Николай решил посетить город Чугуев – центр военных поселений Харьковской губернии, и потому статс-секретарь Д. Н. Блудов уведомил всех губернаторов, через губернии которых должен был ехать царь, чтобы они готовились к встрече.

Маршрут был кружным: из Петербурга в Москву, а затем во Владимир, Нижний Новгород, Симбирск, Пензу и Тамбов, где царь намерен был съехаться с Александрой Федоровной, и далее уже вместе двигаться к Чугуеву. Всем губернаторам было приказано исправлять и чинить гати, мосты и дороги, заготовлять в необходимом количестве лошадей. Государь также повелеть соизволил, «чтобы нигде к принятию Его Величества со стороны дворянства, градских и земских полиций и других начальствующих лиц никаких встреч не приготовлялось».

Взяв с собой адъютанта, графа В. Ф. Адлерберга, А. X. Бенкендорфа, лейб-медика Н. Ф. Арендта, состоявшего в этой должности уже 7 лет, и еще 10 человек свитских, чиновников и слуг, Николай отправился в путь. Путешествие, начавшееся по графику, благополучно продолжалось до самой Пензы, куда кортеж прибыл 24 августа. Посетив кафедральный собор, отужинав и переночевав в доме губернатора, Николай принял городское пензенское общество, сделал смотр гарнизонному батальону, посетил тюрьму, дом инвалидов, гимназию и училище садоводства. Отобедав с губернатором и местным предводителем дворянства, он в 5 часов пополудни 25 августа отбыл в Тамбов, посадив в свою коляску Бенкендорфа. И на этот раз Николай мчался как на пожар, останавливаясь только для того, чтобы перепрячь лошадей на станциях. Экипаж проскакал к полуночи более 100 верст, и мчавшаяся впереди всех коляска Николая во время спуска с не очень крутой горы вдруг пошла вбок и перевернулась. Император в это время дремал и, когда оказался на земле, от удара потерял сознание. К тому же у него оказалась сломанной левая ключица. Бенкендорф отделался довольно легким ушибом, ямщик разбился довольно сильно, а сидевший на козлах рядом с ним камердинер едва дышал. Стоявший на запятках форейтор совсем не пострадал, и когда Николай пришел в себя, то велел скакать в ближайший город Чембар за помощью. Только форейтор ускакал, как вдруг возле Бенкендорфа и Николая появился проходивший мимо отставной унтер-офицер Байгузов, отпущенный под «чистую» и пробивавшийся к своей деревне, до которой ему оставался всего один переход. Пораженный необычной встречей с царем в ночной глуши, а еще более тем, что царь лежит у его ног, Байгузов опустился на колени, снял с пояса манерку и дал Николаю напиться. А потом сел рядом, положил голову царя себе на колени, и они стали ждать помощи.

Бенкендорф в это время пытался привести в чувство впавшего в беспамятство камердинера, а ямщик лежал на земле и стонал, делая вид, что умирает. Арендта, свитских и слуг не было – они ездили не столь стремительно, как Николай, и обычно отставали на одну-две станции. Вскоре прибыли из Чембара уездный предводитель дворянства Я. А. Подладчиков, исправник, городничий и уездный доктор Цвернер.

Николай боялся, что врач, узнав его, с перепугу сделает что-нибудь не то, и приказал Бенкендорфу закрыть ему лицо платком.

Однако не тут-то было. Цвернер узнал государя и совершенно спокойно спросил: «Что с вами, Ваше Величество?» А потом так же спокойно сделал перевязку, которую подъехавший вскоре лейб-медик Арендт признал безукоризненной. Николая усадили в коляску предводителя дворянства, но из-за толчков царь тут же сошел на дорогу и 6 оставшихся до Чембара верст шел пешком.