|
Мистер Хоссет оказался очень больным человеком, на редкость толстым и раздражительным; он так и не стал прежним (каким бы прежде он ни был) после смерти единственного сына, и миссис Хоссет — энергичное тощее предупреждение о том, чем может стать ее дочь — ухаживала за ним, не покладая рук. В отличие от Крис она носила очки, а не пенсне, глаза у нее были умученные, цвет лица свинцовым, а шея тощей. На чаепитии присутствовали какой-то родственник и его жена, мистер и миссис Уиджери, которые, видимо, считали, что мистер Примби — родственник мисс Пинки. У мистера Уиджери было длинное рябое лицо и карие глаза, тусклее каких мистер Примби в жизни не видывал. Угощение никаких подвохов не таило, и мистер Примби ничем себя не уронил, слушая подробности опасностей, каким непрерывно подвергается существование мистера Хоссета из-за сердечной болезни, которыми его одолжила миссис Хоссет, и ее же сетования на тему, как тяжело и огорчительно уезжать, оставляя прачечную на попечение управляющего. На чай Уилфред не пришел. Его пригласили, а он не пришел.
Наследующий день мистер Примби встретил Уилфреда на набережной, где тот следил, как девицы плещутся в море возле купальни на колесах. Потом они вчетвером отправились погулять в поисках укромного уголка, и стало ясно, что мисс Хоссет отказывается и дальше воздыхать с Уилфредом. Стало ясно, что между Крис и Уилфридом все дошло до точки кипения. На обратном пути они и словом не перемолвились, и они еще не дошли до набережной, как Уилфред сказал «ну, пока!» и удалился по дороге, ведущей от моря. После чего Уилфред исчез из мира мистера Примби, который так и не узнал, что с ним сталось, да и не имел ни малейшего желания узнавать. А на следующий день он в первый раз заметил, что увеличенные глаза мисс Хоссет смотрят на него с интересом и вызовом, отчего ему стало почти тревожно. Мисс Хоссет стала серьезной помехой в воздыханиях с Мийтой. Квартет теперь сократился в трио, и мистер Примби очутился, так сказать, на вершине треугольника, вечного треугольника, причем весьма острой формы. Когда одна его рука поддерживала Мийту, на другой повисала Крис. Она называла его «наш Тедди», она прижималась к нему, она заходила так далеко, что даже гладила его по волосам. При такой конкуренции ласки Мийты до какой-то степени отступили на второй план, но она никак прямо не возражала. Глубоко в натуре мужчины-самца скрыт родник полигамной гордости. В этих новых обстоятельствах мистера Примби переполнили гордость и коварство. Он верил, что «крутит» с двумя девушками сразу, и ему казалось, что ничего лучше и придумать нельзя. На самом же деле не столько он крутил, сколько им крутили. В американском мире эмоциональных фантазий имеется идеал, называемый «пещерным человеком», который лелеют тихие, робкие женщины, так как он сулит избавление от малейших усилий с их стороны. Пещерному человеку положено схватить, сжать, куда-нибудь унести и обожать, обожать, обожать. В нашей простенькой любовной истории мистера Примби роль пещерного человека сыграла мисс Хоссет — во всяком случае, до момента унесения. В первый же раз, когда они остались вдвоем, она привлекла его к себе и поцеловала в губы так жарко, страстно и исчерпывающе, что мистер Примби был изумлен и ошарашен. Так это было не похоже на поцелуйчики, которые он срывал с Мийты, или на то, что с ним случалось в Норридже. Он и не подозревал, что существуют подобные поцелуи. И в теплых летних сумерках мистер Примби обнаружил, что его уносит в укромный уголок пляжа для воздыханий с Крис Хоссет. Свет восходящей полной луны мешался с последними отблесками заката, камешки в песке сияли, как алмазы и звезды. Он держался храбро, но весь трепетал. Он знал, что на этот раз инициатива будет исходить не от него. И воздыхания с Крис Хоссет походили на воздыхания с Мийтой не больше, чем зарево домны походит на лунный свет. — Я тебя люблю, — сказала Крис, будто это все оправдывало, а когда они, спотыкаясь, брели обратно в час, который мистер Примби назвал «жутко поздним», она сказала: — Ты ведь на мне женишься, верно? Ты обязан жениться на мне теперь. |
