До тех пор ему не доводилось видеть новорожденных младенцев. У нее имелось много тонких-претонких темных волосиков, которые со временем сменились другими, крупные, ничем не примечательные черты лица и поразительно большие ступни и кисти. У мистера Примби возникло нелепое впечатление, будто он ее где-то уже видел, и она ему тогда не понравилась. Но через день-другой она превратилась в обыкновенного розового младенца, и недоумение уступило место родительской любви.
Ее окрестили Кристиной-Альбертой в честь матери и отца.
С годами все эти переживания умягчились и сплавились в памяти мистера Примби в одно неясное, великолепное, романтичное, полное приключений прошлое. Он остался мечтательным и довольно рассеянным, но в целом был обязательным, верным мужем, и прекрасно ладил со своей властной и практичной супругой.
Она была, как он узнал уже после свадьбы, на три года старше него и продолжала быть по отношению к нему старшей во всех смыслах до дня своей смерти. Однако обходилась она с ним по-собственнически ласково и заботливо — выбирала всю его одежду, полировала его манеры и умение держаться, а также поддерживала его против всех посторонних. Одевала она его в стиле чемпиона по гольфу, чего он постарался бы избежать, будь у него право голоса в этом вопросе. Много лет она не разрешала ему обзавестись велосипедом, несколько придиралась к тому, как он вел счетные книги прачечной, выдавала ему на карманные расходы десять шиллингов в неделю и была склонна ограничивать возможность его бесед со служащими прачечной, принадлежащими к женскому полу. Но он как будто и не возражал против этих легких уклонений от покорности, обещанной ему женой перед алтарем. Вскоре у него появилась склонность к полноте, и он без видимых усилий отрастил порядочные пшеничные усы.
Их семейный очаг был очень приятным, что стало еще заметнее, когда миссис Хоссет последовала за мужем в его место упокоения в Вудфорд-Уэллсе под мраморным крестом с голубкой и оливковой веточкой в месте пересечения перекладин. Мистер Примби стал завзятым любителем чтения — и не только романтической литературы (он питал величайшее отвращение к «реализму» в любой форме), но и книг по древней истории, астрономии, астрологии и произведений мистиков. Его глубоко заинтересовали тайны пирамид и предположительная история погибшего континента Атлантиды. Влекли его еще труды о скрытых возможностях человеческой психики, а в особенности возможность многократно увеличить силу воли. Порой, когда поблизости не было миссис Примби, он практиковал силу своей воли перед зеркалом в спальне. По ночам он иногда усыплял себя силой воли, вместо того чтобы заснуть обычным способом. Много внимания он уделял пророчествам и эсхатологии. У него сложились собственные взгляды на Судный День, что могло бы привести к его разрыву с англиканской церковью, если бы миссис Примби не сочла, что такой разрыв неблагоприятно скажется на делах прачечной. Со временем у него собралась библиотека более тысячи томов, а его запас слов очень обогатился.
Его жена смотрела на все эти интеллектуальные занятия с дружеской симпатией, а порой — так и с гордостью, но сама в них участия не принимала. С нее было достаточно прачечной. И прачечную она любила все больше и больше. Любила стопки чистых накрахмаленных рубашек, и воротничков, и сложенных простынь, любила поскрипыванье деревянных механизмов и деловую суету стирального зала. Она любила, чтобы работа там шла упорядоченно, с соблюдением всех правил, непрерывно. Чтобы все проходило через котлы и валки для отжима в целости и сохранности, чтобы ничто не попадало не туда и не терялось по завершении стирки. Когда она появлялась там, голоса затихали, руки начинали трудиться с почтительным усердием. И она любила, чтобы дело приносило доход.
В воскресенье после полудня и в те дни, когда прачечная не нуждалась в его услугах, мистер Примби отправлялся в длинные прогулки. В хорошую погоду он шел в Эппингский лес, или до Онгара, или даже до овеянного сельским покоем Рутингса, а когда небо хмурилось, путь его лежал в сторону Лондона. |