Изменить размер шрифта - +
 — Банкет вы можете дать в Сирийском зале или Енисейском кабинете, а то в Большом масонском или Малом масонском зале — заказав заблаговременно и после необходимых приготовлений, но это общий зал. Вы не можете так сразу устроить здесь банкет для неизвестного общества или там собрания. Мы таких услуг не предоставляем. Так не делается.

— Но сегодня так будет сделано, — возвестил Саргон с таким взглядом, интонацией и жестом, что весь грёзовый Шумер упал бы на колени.

Но управляющие европейских ресторанов, видимо, слеплены из глины покрепче, чем древние шумеры.

— Боюсь, что нет, сэр, — сказал он с вежливой непоколебимостью.

— Знаете ли вы, — вскричал Саргон, — с кем вы имеете дело?

— Не с нашим постоянным клиентом, сэр, — ответил управляющий с извиняющимся видом человека, приводящего неопровержимый аргумент.

— Послушайте, — сказал Саргон. — Сегодня эпохальный день. Это Конец и Начало Века. Люди будут помнить банкет, который я устрою тут, как зарю нового мира. Я — Саргон, Саргон Великий, Саргон Восстановитель, и пришел объявить о себе. Это множество моих последователей должно накормить и наставить здесь, накормить телесно и накормить духовно. Потрудитесь исполнить положенное вам.

Говоря о своих последователях, он указал себе за спину, но позади него теперь, увы, не было последователей, исключая верного, но заблуждающегося африканца, да недоумевающего, но настойчивого репортера из Олдхема. Питомец Итона уже полностью отъединился. Он сел за столик в стороне, где к нему присоединился его друг, и они, переговариваясь вполголоса, наблюдали за происходящим. Даже мистер Годли со своим микроскопом и джентльмен с книгой о духоборах к этому времени скрылись из этого повествования и шли теперь по Холборну, обмениваясь объяснениями, перебивая друг друга, и высказывали предположения об этом необычайном случае, который столь нежданно сбил их с высокого и разумного жизненного пути.

— Могу только п-п-п-предположить, — сказал мистер Годли, — что он с-с-сумасшедший.

Пока свита Саргона таяла, свита управляющего увеличивалась. Теперь позади него выстроились всяческие официанты — пожалуй, три дюжины разных и в то же время единообразных официантов: высокие официанты и низенькие, толстые и худые, волосатые и лысые, старые и молодые, официанты в фартуках, а один так даже без фрака.

— Боюсь, вы нарушаете здесь порядок, — сказал управляющий. — Боюсь, я должен попросить вас уйти, сэр.

Уйти — ему? Никогда!

— О поколение слепых и глухих! — вскричал он, поднимая голос в надежде, что его услышат за столиками позади этой угрюмой толпы официантов. — Или вы не узнаете меня? Нет у вас ни памяти, ни прозрения? И вы не видите света, который открывается вам? Не слышите зова, оглашающего мир? Час пробуждения настал. Он нынче, он сейчас. Вы можете перестать быть игрушками привычки и раболепства, и можете стать хозяевами возрожденного мира. Сейчас! Сию минуту. Пожелайте измениться со мной, и перемена придет к вам. Вас призывает Саргон, Саргон Древний и Вечный, Мудрый Правитель и Дерзновенный, призывает вас к свету, к благородству, к свободе.

— Боюсь, мы не можем позволить, чтоб вы тут произносили речи, — сказал управляющий, простирая руку.

— Да вышвырнуть его сразу, и дело с концом, — сказал приземистый коренастый официант.

— Вышвырните его! — вскочив, сказал антибольшевистски настроенный бизнесмен голосом, исполненным негодования и набирающим силу с каждым словом. — А потом принесите нам наше Фрикасе из Цыпленка. Мы уже Десять Минут ждем ЭТО ФРИКАСЕ ИЗ ЦЫПЛЕНКА!!!

И тут раздался другой голос:

— Эточтотакое?! — И на Саргона внезапно надвинулся полицейский.

Быстрый переход