– Если тебе хочется пиццу, я знаю место, где ее делают очень хорошо, и там всегда тихо. Это совсем рядом. Я тебя отведу туда.

– Нет. Пойдем вон туда! Ну, пожалуйста.

Я действительно умирала от голода, и мне было совершенно все равно, где перекусить. Лишь бы расслабиться и успокоиться.

Мы взяли пиццу и кока колу и примостились на углу у стойки. Он осторожно, опустив голову, словно погруженный в раздумья, откусил кусочек своей пиццы. Как только его пальцы слегка пачкались, он тотчас же вытирал их бумажной салфеткой, потом скатывал ее в комок и бросал в пепельницу. Время от времени переводчик посматривал на меня, словно собираясь что то сказать, но потом, передумав, смывал свои слова глотком кока колы.

Я тоже молча и быстро справилась со своей порцией. Пальцы ног, стертые кожаными туфлями, ужасно болели.

Деревянная стойка здесь оказалась еще более старой, чем конторка в отеле «Ирис». Она была заляпана пятнами оливкового масла и кетчупом. Внутри царил полумрак, заполняемый дымом сигарет, а официант выглядел хмурым и насупленным. В горшочки с пряностями были вставлены крохотные листочки.

Расплавленный сыр прилипал к зубам, а рот обжигали слишком горячие шампиньоны. Помада, которую я с такой тщательностью накладывала утром, полностью стерлась. Я готова была есть сколько угодно, лишь бы заполнить бездну, в которую мы провалились, однако это вряд ли поможет.

Глава четвертая

Я не очень хорошо понимаю, можно ли считать нормальным то, что переводчик сделал с моим телом. И не знаю, как это выяснить.

Но я убеждена, что он, несомненно, сотворил что то особенное, потому что это совершенно отличалось от всего, что могло прийти в голову мне, повзрослевшей в атмосфере приглушенных шумов, которые раздавались по ночам вблизи приемной отеля.

– Разденься, – приказал он. Раньше он не отдавал мне никаких приказов. Моя грудь задрожала при мысли, что эта грозная интонация была обращена исключительно ко мне.

Я опустила голову. Не для того, чтобы ответить отказом, нет, но мне становилось стыдно при мысли, что он заметит мою дрожь.

– Сними все, – повторил он. Нетерпение и желание сквозили в этих его хладнокровно произнесенных словах. Еще совсем недавно он был таким робким, но не успели мы прибыть на остров, как он решил овладеть мной.

– Нет…

Я прошла через комнату и попыталась открыть дверь. Чайные чашки, которые он доставал, задребезжали.

– Ты хочешь вернуться?

Я не слышала, как переводчик двигался, но он вдруг оказался перед дверью, заслоняя мне дорогу, и сжал мое запястье.

– До отплытия следующего судна еще полчаса.

Боль в моем запястье становилась все сильнее. Кончики его пальцев впивались в мою плоть. Мне показалось странным: как у тщедушного старика может быть столько силы?

Я понимала, что таким образом он хочет помешать мне уйти. И знала с самого начала, что не смогу уйти оттуда.

– Отпустите меня!

Я произносила только те слова, которые противоречили моим чувствам, потому что его приказания звучали все более решительно.

Переводчик пытался вытащить меня в центр комнаты. Он сделал это так резко, что ноги у меня подкосились и я рухнула на пол. Мельком я успела увидеть ножку дивана, летящую туфлю и кусочек моря между занавесками.

– Я научу тебя, как нужно раздеваться!

Он положил меня ничком, уткнув лицом в пол, и грубо расстегнул молнию на платье. Раздался странный звук, как если бы мою спину резали ножом. Удивленная, я инстинктивно пыталась вырваться, но он меня не отпускал. Я не знала, что меня держит: нож для бумаги или его палец.

Его гнев не ослабевал. Ему хотелось воспользоваться моим телом по своему усмотрению, чтобы отомстить одновременно и той женщине, и метрдотелю. Мои уши были вывернуты, грудь раздавлена, рот полуоткрыт, и я не могла его закрыть.