«Музей» назывался «Надежный Путь».

Арчи провел Настю через раздвинувшиеся перед ними стеклянные двери и сам развел руки в стороны. Усы у него при этом шевельнулись. В «Надежном Пути» было прохладно, как в Музее палеонтологии.

Муж повел Настю по аллее, над которой висел указатель «Фрукты». Деревянные зеленые контейнеры были завалены маленькими дыньками, грейпфрутами, еще какими-то незнакомыми ей шарами. Был конец декабря.

— Зайчик, ты посмотри, какие помидоры! А это манго, зайчик!

Работник «музея» опрыскивал экспонаты водой из шланга. Настя подумала, что за одного «зайчика» Арчи заслуживает расстрела, и подписала приговор. На будущее. Она вспомнила, как в Москве Арчи подъедал с ее тарелки и говорил: «Я блокадный ребенок!» Но в Москве у него уже было все! «Выкуривай сигарету до конца. Это же фирменные!» Глядя на горящие, округленные глаза-вишенки Арчи, Настя поняла, что он обрел свой земной рай.

Не увидев на Настиной рожице восторга от фруктов, Арчи решился на соблазн. Он подвел ее к ряду с дамскими принадлежностями. В «Надежном Пути» все было продумано — вдруг вспотела, вдруг ноги волосатые. У Насти не были волосатыми, но все должны были быть с бритыми. Об этом по его раз в день сообщали по TV девицы, обернутые в полотенца. Еще они нюхали друг у друга подмышки и обменивались tampex под названием «Свобода».

Арчи показал Насте чудную штучку — круглую бритву. Побрился несколько раз, повернул кружочек и — бжик! — новое лезвие. Муж решил произвести на Настю впечатление своей храбростью и ловкостью рук. Он решил украсть бритву. Стоила она доллар с мелочью. К этому его подвигу Настя не хотела иметь никакого отношения. Как и с ним, она поняла, отношений иметь не хочет. Она ушла в «Мясо».

Прилавок тянулся во всю длину «Надежного Пути». Мясо освещалось неоновым светом и напоминало театральную бутафорию. Сначала лежали куры, потом их внутренности. Отдельно упакованные сердца, пупки, печенки. «Еда только что прибывших из Советского Союза еврейских семей. В Риме все тушили пупки», — вспомнила Настя. Она не хотела внутренностей и не была еврейкой. Отец Арчи был украинец. Но его мама, Дора Марковна, еще в Ленинграде дала Насте рецепт «Цимеса», который очень любил ее сын.

Настя встретила Арчи у шуршащих пакетов картофельных chips, которые Америка поедала сидя перед телевизором, смотря миллионную серию «Charlie's Angels»?. Муж покрутил ус, и они отправились к кассе. И в раю надо было платить. Из-за небольшого количества покупателей из двенадцати касс работало только две.

Перед ними стояла толстая бабища в кримпленовых штанах. «Наверняка на резинке», — брезгливо подумала Настя и представила сморщенную кожу ее живота. На окороке-плече бабищи висела коричневая сума. «С такими бабки в Советском Союзе ходят посуду сдавать». Надо лбом у толстой торчала бигудинка. Лос-Хамовск «способствовал» такой демонстрации себя. Бигудястые американки залезали в автомобили, как в танки. И всегда можно было выкрикнуть лозунг — «Мы в свободной стране!».

Бигудястая расплатилась за одно яблоко, морковку и маленькую курочку. «Нашла же такую. Там все огромные. Их чем-то колют, наверное», — решила Настя. Толстая не уходила, обмахивая себя, как веером, журналом голливудских сплетен «Star».