— Настя, ты сейчас умрешь! То есть это Арчи может умереть. У него загноение! — Друг задыхался от смеха, придерживаемый Таней. — Он все для тебя старается, а ты… Он себе решил врастить волосы, как тот мальчик, что ушел. Но Арчи всегда был слишком умненьким, чтобы клевать на удочки дорогих компаний…

— Поэтому он нашел что-то вроде Ла Брея Циркус, да?.. На, покури, Таня, — и Настя передала голодно смотрящей Тане джоинт. — После травы ебаться хорошо, Танечка. Вот, с Сашей.

— Как тебе не стыдно, Анастасья. Танечка высокоморальная и замужняя. Вон ее муженек, в уголочке сидит… — Друг прыснул слюной от смеха. — Да, ты права. Арчи нашел такую компанию. Через некоторое время у него началось… загноение головы. Когда же он бросился за помощью, компании уже не существовало.

Саша нежно, но твердо забрал джоинт у Келли, которая в свою очередь выхватила его у Тани. Саша затягивался и почему-то надувал щеки. Настя слегка хлопнула его по щекам: «Не выебывайся, Сашка!» Он сделал серьезное лицо, поднял указательный палец и брови: «Тихо, тихо, девочка!» Настя махнула рукой: «Ты еще добавь, что я должна ловить каждое твое слово!» Друг захохотал: «Настя, лови! Держи его! Вон оно полетело! Слово!» Саша отошел, хорошо уже покачиваясь, все так же держа указательный палец вверх.

— Он дурак. Я про Арчи. Надо было наголо побриться. У него красивый череп, правда, Таня? Я серьезно, ты же его стригла. Здоровая длинная шея. У многих мужиков шеи вообще нет, — Настя взглянула на Сашу, у него — была, и он вытягивал свою шею, делая спину сутулой, а грудь провалившейся.

— Что ты не развлекаешь своих американок?.. На хуй они вообще. Таких шалашовок в Москве у трех вокзалов ловили. — Саша нагло показывал рукой на Шерол и Лиз, сидящих на полу в позе лотоса почему-то.

— Прекрасные девки, по-моему, — вступился за них все так же хохочущий Друг. — Люсенька, станцуй для них. Ты будешь, как маленькая балерина-грибок!

Настя схватила его под руку и увела от кружка курящих джоинт.

— На хуй эту Таньку!

— Лапочка, что ты? — Друг поцеловал Настину руку.

— Ничего, может, я ревную… — ей стало стыдно, и она ушла на кухню.

Около раковины, куда Шерол почему-то свалила все бумажные тарелки с объедками, стояла бутылка водки. Настя взяла стеклянный стакан и налила. Много налила водки! «Буду пьяной. Вот и буду!» Прибежавшая Келли протянула свой стакан из пластика:

— Я так тебя люблю, Настья! Мы будем вместе жить в Токио! — Она полезла обниматься и пролила только что налитую водку.

«Она бы очень хорошо вписалась в компанию «вешалок» из «Студио Fifty Four». Была бы Каттон номер два. Но с другой стороны — она так везде лезет, так хочет стать топ-моделью, что, может, у нее и получится. И будут говорить о ней — о, какая персоналке! Об этой, с двумя извилинами, — какая бьюти! Будет она глядеть на всех с обложек, эта дура!» В комнате заиграла балалайка. Настя вскрикнула «но!», но было поздно — Друг с приятелем Шерол отодвигали диван, освобождая место для Люси, качающей головой-грибом.

— Иди, Келли, посмотри. Это расширит твое представление о русских. — Настя подтолкнула Келли в комнату, а сама, не обращая внимания на надпись, вынула из кружки ключ от селлера.

На бочке-столе стояла свеча, принесенная еще до пати. Как только приехал Друг, они спустились с Настей в селлер, пили коньяк. Из той самой бутылочки, что в их первый визит. Свеча была синяя, в высоком стеклянном стакане. Выливающаяся за края и застывающая.