Меняется музыка, а с ней и общее настроение. Сначала я не узнаю мелодию, но потом все начинают свистеть, словно весь вечер ждали только её. Песня слащавая, но, в то же время, я понимаю, почему она им так нравится.

— Кто вообще такое поёт? — спрашиваю я. Помню, мама оставляла её пару раз, когда играла радиостанция с классическим роком, но понятия не имею, кто исполнитель.

— Да чёрт его знает, — говорит Джошуа, словно это не имеет значения. — Это определённо восьмидесятые, а, по мнению Тани, это определённо круто.

Он улыбается ей, но она уже на ногах, качается в такт музыке.

Начинается припев, и Таня подпевает, сначала тихо. Я смотрю на остальных, не зная как реагировать. Они подбадривают её, призывая продолжать петь. И тут Таня впивается в свою футболку, вторую руку протягивает в нашу сторону и во всё горло кричит слова. Мы дружно смеёмся, но Таня продолжает и обходит всех по кругу, чтобы спеть серенаду каждому в отдельности. Она совершенно вовлечена в процесс и поёт балладу так, как её нужно петь. В какой-то момент, Таня впивается руками в волосы и падает на колени. Это чертовски изумительно!

В итоге песня подходит к концу, становится тише, и Таня, едва дыша, поднимается на ноги. Она кланяется, как победитель. Толпа взрывается аплодисментами, а Джошуа свистит, вставив пальцы в рот.

— Эта песня никогда не устареет, — искренне замечает одна из девушек.

— Спасибо, — говорит Таня и плюхается рядом с Лурдес. — Я её просто обожаю.

— А я предпочитаю Билли Холидей, — говорит Джошуа и берёт себе ещё бутылку. — Ну или, знаешь ли, кого-то с талантом.

— Музыкальный сноб, — говорит Таня. Она наклоняется и быстро целует его в губы, и он облизывается в ответ. Внезапно я чувствую совершенную растерянность. Они, что, вместе? Я поднимаю бутылку, чтобы сделать глоток, но в ней пусто. Неужели прошло так много времени?

— Ещё будешь? — спрашивает Лурдес, когда я со звоном ставлю бутылку.

— Мне хватит, — отвечаю я. Начинается новая песня, та же самая, которую я слышала в бальном зале на вечеринке. Та же самая, которую я слышала ночью. И мне снова никак её не вспомнить. Я закрываю глаза и стараюсь отбросить всё остальное, но не могу разобрать слова. Мелодия звучит слишком медленно.

— Эй, — окликает меня Лурдес, вырывая из оцепенения. Я смотрю на неё, она возбуждена и прямо-таки пульсирует энергией. — Хочешь увидеть привидения? — шепчет мне подруга.

Я совершенно точно уверена, что не хочу, потому что ощущение такое, как будто вдоль позвоночника ползут вверх чьи-то пальцы. Но Джошуа слышит наш разговор и уже сияет безумной улыбкой.

— Не знаю, — отвечаю я, не желая быть полным ссыклом.

— Давай, Одри, — говорит Джошуа. — Ты здесь всего на несколько дней. Выжимай из них всё что можно. А это самая лучшая часть.

Ещё несколько человек вливаются в нашу беседу и уже прямо-таки гудят от волнения. Несмотря на то, что я не очень-то верю в привидения, «Руби» может заставить меня в них поверить. Но я не хочу, чтобы меня заставили поверить. Я хочу оставаться скептиком.

— Она боится, — смеётся Таня. — Ну чего тут бояться-то?

От смущения у меня пылают щёки — вот оно, давление сверстников — и я снова смотрю на Лурдес. Она поднимает брови, словно спрашивает меня, в игре ли я. Страх мой слабеет, а всеобщее возбуждение пробуждает моё любопытство.

— А ты правда видела привидения? — спрашиваю я Лурдес. Её ярко-красные губы расходятся в широченной улыбке.

— Вижу их всё время.

— Ни хрена себе, — бормочу я, вызвав у неё смешок.