Пышное темно-синее платье графини чуть колыхалось и очень ей шло. Впрочем, три ряда кружев, украшавших его корсаж, странно напоминали о модах прошлого века. Точно такие же кружева шли по краю нижней юбки владелицы дома, они же мерцали и в ее напудренных волосах, охваченных плотной сеткой. Из драгоценностей на ней были лишь золотые браслеты с крупными бриллиантами безупречной огранки.

Маркиз де Монталье находился тут же. Бархатный, красновато-коричневый, хорошо пошитый костюм сидел на нем очень недурно, однако делал его похожим на ментора. Впрочем, лицо маркиза лучилось от удовольствия, что с лихвой возмещало консервативность наряда.

Гости все шли и шли непрерывным потоком и часам к десяти заполонили весь дом. Клодия удовлетворенно вздохнула и улыбнулась Мадлен. Девушка улыбнулась в ответ и тихо о чем-то с ней заговорила, но вдруг, прервавшись на полуслове, повернулась к дверям.

— Сен-Жермен! — воскликнула непроизвольно она и, спохватившись, присела в озорном реверансе.

Граф глубоко поклонился девушке, поймал в поклоне ее руку и с безупречной учтивостью запечатлел на ней вежливый поцелуй.

— Дорогая, нельзя быть такой красивой. У меня перехватывает дыхание, я восхищен. Мадлен просияла.

— Вы и сами выглядите просто отменно. Эти лягушки на вашем плаще очень милы.

В ответ на дерзость граф улыбнулся.

— Я всего лишь старался вам угодить.

— И двойные подвязки! Полагаю, они войдут в моду, — сказала девушка, откровенно любуясь гостем. В своем черном наряде он был безусловно хорош. Волосы, равномерно напудренные, уложены волнами, ложные петли на широких манжетах отделаны серебром. Крошечные фигурки фениксов, возрождающихся из пепла, покрывали камзол Сен-Жермена, по черному полю его жилета мчался к охотнику темно-красный единорог. Но особенной похвалы в этом костюме заслуживали, несомненно, подвязки. Двойные и серебристые, они выгодно контрастировали с черным шелком чулок графа, их рубиновые застежки пылали, как вишенки, перекликаясь с волшебным свечением большого рубина, утопавшего в кружевах, драпирующих грудь. Темные глаза графа остановились на Мадлен, и сердце ее замерло, чтобы через секунду заколотиться в бешеном ритме.

Но граф уже поворачивался к маркизу де Монталье. Он почтительно поклонился и произнес:

— Я граф Сен-Жермен. Имею ли я честь обращаться к отцу мадемуазель де Монталье?

— Да, сударь, это я, — ответил маркиз. Наружность нового гостя располагала к себе, но… не чересчур ли свободны его манеры?

— Рад нашей встрече. Я много лестного слышал о вас. Для меня большая честь познакомиться с человеком, пользующимся таким уважением среди своих близких.

Маркиз озадаченно глянул на собеседника.

— Вы очень любезны, сударь, но, боюсь, я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать.

Сен-Жермен мысленно усмехнулся. Провинциал вовсе не глуп, но разумом косен, если его настораживает простой комплимент.

— Нередко случается, что людей, которых превозносит молва, вовсе не хвалят те, кто их знает получше. И потому истинного почтения достоин лишь тот, о ком даже домашние отзываются с уважением.

Робер де Монталье поклонился и в мыслях решил, что граф безвреден. Болтун, иностранец, космополит, и к тому же — немолод. Мадлен, конечно, смотрит ему в рот, но большой беды в этом нет.

— Всем людям свойственно ошибаться, — ответил он — Но, согласен, хула со стороны близких нам людей неприятней, чем любая иная.

— Я не потерплю на своем празднике околофилософских дискуссий, — громко заявила Мадлен. — Скоро мы все отправимся танцевать. Думаю, граф Жервез не откажется вести меня в первом танце.