– Альваро приехал в Галисию после вашего звонка, – выпалил Мануэль, не давая юристу возможности собраться с мыслями.

Гриньян опустил глаза и молчал. Когда он наконец заговорил, голос его звучал очень грустно, хотя Ортигоса не верил в искренность эмоций собеседника.

– Я до конца жизни буду об этом жалеть. Но вам я не врал. Я не знал, что сеньор де Давила здесь, и понял это только когда со мной связалась Гвардия.

– Зачем вы ему звонили? – все тем же жестким тоном продолжал писатель.

Юрист опустился в кресло и жестом предложил Мануэлю сесть.

– Денежный вопрос. Сантьяго требовалась крупная сумма, он обратился ко мне, а я сообщил Альваро. Я обладаю полномочиями выделять до десяти тысяч евро в месяц на непредвиденные траты, касающиеся семейного бизнеса, но нынешний маркиз просил куда больше.

– Сколько?

Гриньян немного помолчал:

– Триста тысяч евро.

– Сантьяго объяснил, зачем ему такие деньги?

Юрист покачал головой:

– Нет. Но он явно торопился. Очевидно, что для него это было дело первостепенной важности. Я позвонил Альваро и передал ему просьбу брата. Вот и всё. Я вам не врал и не знал, что сеньор де Давила здесь, пока маркиз не сообщил мне о его смерти.

Выходя из кабинета, Мануэль столкнулся с Довалем, который нес чашки с кофе на серебряном подносе. Писатель обернулся.

– Гриньян, больше не предупреждайте обитателей Ас Грилейрас о моих визитах. В конце концов, хозяин поместья – я.

Юрист подавленно кивнул.

По следу

Сумрачный свет, лившийся с затянутого облаками неба в последние два дня, уступил место солнечным лучам, резко очерчивающим силуэты серебрящихся эвкалиптов и кустов дрока. Мануэль проезжал мимо покрытых лишайником древних каменных стен, покосившихся деревянных заборов и домов – хотя последние попадались все реже и реже после того, как он выехал из города. Все вокруг словно было покрыто патиной. Писатель наклонился и посмотрел на небо сквозь лобовое стекло. Редкие облака напоминали длинные мазки кистью, на которой уже заканчивалась белая краска. Стоял полный штиль, ни один листочек не шевелился, но воздух был тяжелым и влажным. Собирался дождь.

Ортигоса припарковался там же, где они оставляли машину накануне. Автомобиль было хорошо видно из дома, но писателя это не волновало. Как выразился Ногейра, это не визит вежливости. У Мануэля есть вопросы, и он хочет получить ответы.

К воротам, шурша гравием, приближался красный «Ниссан». Лицо водителя показалось Ортигосе знакомым – должно быть, кто то с похорон. Проезжая мимо, машина замедлила ход и почти остановилась. Сидевший за рулем не мог скрыть удивления. Казалось, что он остановится и что то скажет незваному гостю. Но вместо этого нажал на газ и уехал.

Мануэль запер свой «БМВ» и несколько секунд стоял, наслаждаясь белизной цветов, на фоне которых живая изгородь казалась почти черной. Он вспомнил про две гардении, которые засунул в ящик тумбочки перед тем, как вчера выйти из отеля, протянул руку и коснулся бледных лепестков. И в этот же момент в окне показалась Эрминия и сделала ему знак подойти поближе. Мануэль направился к двери в кухню, возле которой неизменно дежурил толстый черный кот. Экономка попыталась его прогнать.

– Убирайся отсюда, чертяка! – Она топнула ногой.

Ортигоса улыбнулся.

Кот отошел на метр, сел и начал вылизываться, притворяясь, что ему нет дела до людей.

– Проходи, fillo , дай я на тебя взгляну, – сказала Эрминия, заводя писателя в кухню. – Только о тебе и думаю, как ты там… Садись и поешь чего нибудь. – Она достала огромный круглый каравай, испеченный по местным рецептам, сыр и колбасу.

Мануэль улыбнулся:

– Сказать по правде, я не голоден, позавтракал в гостинице.