Она должна понять, что это не ваша вина».
Кажется, виновата была только я одна: любой человек на моем месте знал бы, как избежать подобного несчастья. Я лежала без сна, ворочаясь и крутясь, насколько это было возможно в моем положении, и вспоминая свою няню, которая, бывало, говорила мне: «Если ты не перестанешь плакать, я дам тебе для этого подходящий повод». Теперь я понимала смысл ее слов. В полночь Дэвид вернулся из театра и зашел взглянуть на меня. Я все еще не спала, так как не приняла снотворное, которое прописал мне доктор. В скудном свете ночника Дэвид показался мне усталым и измученным, словно и он переживал трудные времена. Он присел на край кровати, взял меня за руку и начал поглаживать ее очень нежно: пальцы, сухую ладонь и бугорок Венеры у основания большого пальца. Казалось, он касается меня впервые за долгие годы, и в этот раз у меня не было причин отвергать его. Через некоторое время он сказал:
– Прости меня, Эмма, я был таким эгоистом, я не понимал, как скучно тебе будет здесь. А если даже понимал, то не обращал на это внимания.
– О, – откликнулась я, – дело не только в этом.
– В Виндхэме?
– Не знаю. Я не знаю, в чем действительно дело. Я не думаю о Виндхэме. Он ведь уже уехал, правда?
– Да, он уехал. Эмма, прости меня за Софи.
– Все в порядке. Не беспокойся об этом. Все по справедливости. Тебе ведь это тоже было необходимо?
– Кажется, нам обоим это было необходимо. Наверное, такие уж мы люди.
– Вся моя жизнь казалась такой обыденной, Дэвид, одна семейная ссора за другой, ошибка за ошибкой. Но мне не нужен Виндхэм…
– Правда?
– Да. Он уедет в Лондон, найдет себе там другую девушку, влюбится в нее, будет вывозить ее на обеды и рассказывать ей забавные истории. Мне это безразлично.
– Так же и у меня с Софи. Знаешь, она уже положила глаз на Невиля.
– Не может быть! Я думала, что Невиль и Виола…
– Нет, Виола бросила его недавно. В прошлые выходные приехал ее жених, он закончил работу над своим фильмом, и она тут же оставила Невиля. Софи времени даром не теряла, это уж точно, она не гигант мысли в других аспектах, но перемену в сердечных делах чует за версту.
– Думаешь, ей хорошо с Невилем?
– А почему нет? Мне он тоже нравится. Слушай, Эмма, кстати о фильмах: знаешь, кто позвонил мне сегодня утром? Роки Голденберг. Они снимают какой-то огромный сериал о море в Индии, кажется, по Смоллетту, и он спросил, не заинтересуюсь ли я. Тебе хотелось бы прокатиться в Индию? Ради смены обстановки?
– Наверное, она не очень-то отличается от Хирфорда, – сказала я и засмеялась.
– Боже, ты – ненормальная, – сказал он и принялся целовать мою руку, а я лежала и хохотала, приговаривая: – Я люблю тебя, Дэвид! – Это продолжалось довольно долго. Когда я успокоилась, он проговорил:
– А что смешного?
– Нам всем придется сделать прививки, представь себе, бедная старушка Флора и Джозеф – все в иголках! – Но мое воображение уже заработало, я уже мысленно собирала наш багаж, списывалась с агентами по недвижимости в Гон-Конге и отлично знала, что Дэвид представляет себе сейчас то же самое. Мы были в приподнятом настроении, предвкушая великолепное путешествие. У нас с Дэвидом было слишком много общего, чтобы расстаться.
В течение нескольких последующих недель оставалась в постели из-за своих царапин и коленной чашечки. Спустя день или два она уже не так сильно болела, поэтому я просто наслаждалась отдыхом. Все пришли навестить меня, приносили подарки, я была избавлена от готовки. Теперь у меня была намного более насыщенная светская жизнь, чем прежде: даже Софи пришла и без умолку болтала о Невиле. |