Он вовсе не настолько счастлив в своей кладовой знаний, чтобы наслаждаться ими в одиночку; в сущности, из-за этих знаний он чувствует себя изолированным от мира, и тайное опасение остаться с ними наедине заставляет его к месту и не к месту щеголять своими мнениями и толкованиями, потому что только при убеждении кого-то еще он чувствует спасение от грызущих его сомнений.
Совершенно противоположное происходит с нашим унылым другом. Чем больше он замыкается и уходит в себя, тем сильнее становится его скрытая потребность быть понятым и признанным. Хотя он и говорит о своей неполноценности, по-настоящему он в нее не верит. Внутри у него растет непоколебимая уверенность в своих непризнанных другими достоинствах, из-за чего он становится чувствительным к малейшему неодобрению, вечно имея вид человека, которого неправильно понимают и которому не воздают должного. Таким способом он тешит свою болезненную гордость и питает оскорбительное недовольство, — что ему самому нужно меньше всего, но за что его окружению приходится дорого платить.
Оба эти типа слишком “малы” и в то же время слишком “велики”; (Здесь игра слов, в результате которой эта фраза имеет еще один смысл: “Оба этих типа чувствуют себя слишком приниженно и вместе с тем обладают чрезмерным самомнением”. — Прим. пер.) их характерный “средний размер”, который никогда не был особенно устойчивым, теперь оказывается еще менее прочным, чем когда-либо. Попытка охарактеризовать такое состояние как “богоподобное” выглядит почти абсурдной. Но поскольку оба они по-своему выходят за пределы своих человеческих “размеров”, в каждом из них есть немного “сверхчеловеческого” и потому, говоря фигурально, богоподобного. Если кто-то хочет избежать употребления этой метафоры, я бы предложил говорить. здесь о “психической инфляции”. Этот термин кажется мне подходящим, поскольку обсуждаемое нами состояние представляет собой распространение личности за индивидуальные границы, другими словами, является состоянием раздутости. В таком состоянии человек занимает место (to fill a space), которое обычно не способен занять. Он может занять его, только присваивая себе содержания и качества, которые прекрасно существуют сами по себе и поэтому должны оставаться вне наших границ. То, что лежит вне нас, принадлежит либо кому-то другому, либо всем, либо не принадлежит никому. Так как психическая инфляция отнюдь не является феноменом, вызываемым исключительно анализом, но столь же часто встречается в обычной жизни, мы можем исследовать ее не менее успешно и в других случаях. Широко распространенный случай — совсем не безобидная манера многих мужчин отождествлять себя со своим делом или своими титулами. Занимаемый мной пост — это, несомненно, моя специфическая деятельность, но вместе с тем и коллективный фактор, исторически возникший благодаря сотрудничеству многих людей, и соответствующий ему титул держится исключительно на коллективном одобрении. Поэтому, когда я идентифицируюсь со своим занятием или титулом, я деду себя так, как если бы был целым комплексом социальных факторов, из которых и состоит моя служба, или как если бы я был не только носителем своего поста, но одновременно и общественным одобрением. Но это значит, что я необычайно расширил себя и узурпировал не свои, внешние по отношению ко мне качества. L'etat c'est moi (Государство — это я (фр-)- Прим. пер.) — вот подходящий девиз для таких людей.
В случае инфляции, вызванной знанием, мы имеем дело с чем-то похожим в принципе, хотя психологически и более тонким. Здесь инфляция обусловлена не достоинством службы, а весьма значимыми фантазиями. Что под этим понимается, я поясню на примере из врачебной практики, взяв случай душевнобольного, с которым мне выпало познакомиться лично и который также упомянут в публикации Maeder (A. Maeder, “PsychoIogische UntersKhungen an Deincntia-Praecox-Krankcn”, Yalirbiich fiir psychoanatytische imcl psychopalhologische Forscliiiiigen. |